Входим. То не изба, не землянка, а словно берлога – юрта. Вся костями увешана, в прутьях осины, вяза да ясеня. Сильный смрад стоит от варев всяческих – из грибов и растений. Зверобоем с полынью увешан потолок пирамиды.

– Зачем пришли сюда? – раздался скрип не человечий, а словно рептилии из-под тени котла.

Вышел на свет… Серый скрюченный старичок – в пупок нам всем дышит, козлу упирается теменем в рог.

– Здравствуй, дядя, жрец земли да сторож мира иного. Мы к тебе на поклон с вопросом одним. Дары прими небольшие, но отменные, из тех, кто выжил – петух да козел. Вскрикнул пернатый. Да отвел Богу душу. Рогатый смотрит, да слушает.

– Эвона, как вас прижало. Сами пожаловали. Ну да давай сюда, – взял старик петуха, да без ощипа и прицела бросил в варево целым.

– Беда у нас, дядя. Повадилась на деревню напасть нечистая – волки да лисы. Ночью из леса выходят, животных изводят не из голода, но для забавы. Уж третья волна прошла, почти никого не осталось. Не знаешь ли ты, что случилось? Почто терпим погибель? За какие грехи?

– То вопрос не один, – проскрипел колдун ртом беззубым да сплюнул в котел. – Не от храбрости все же втроем пришли. Ну, да выживший из вас —донесет до деревни правду. Слушайте сюда внимательно.

С братьями по несчастью мы переглянулись… Смекнули, что поход сей был для кого-то последний, да попрощались глазами. Старик сел на землю под корягами, как образами. Вещал.

– Жил в той деревне давно хозяин один. Жадный, жестокий был господин. Да еще и гроза всего рода бабьего, ибо глава. И служил ему с детства парень. Молва ходила, что барина – сын незаконный. Превращенный в раба сызмальства. Для удобства двора и скотины оставлен был при отце. И вот из центра приходит указ: всех рабов отпустить, землей наделить, да отныне оброк брать только трудом и деньгами. Парень обрадовался, что станет свободным. Но не тут-то было. Так привык хозяин над ним издеваться и пользовать, что какая там вольная! Лучше смерть! Пришел он ко мне, привел отару овец, заказал отраву… Да превратил раба в медведя! Стал сын его днем служить в человечьем обличье, ночью – на цепь. И реветь от того, что медведь. Не рассчитал хозяин, что сила-то оборотня, не как у раба смертного. А растет с каждым сном. Время шло. Тридцать лун-то на небо взошло, и набрался раб смелости: в тридцать первую он взревел, цепь сорвал да в лес умотал. Лет уж пятьдесят прошло. Так там он и есть.

Вчетвером с козлом и мы на землю осели.

– А мы тут при чем?

– Так думает он, что отец до сих пор тут в деревне. Невдомек, что тот бросил все, как есть, да исчез за границей. От обиды и жажды мести – шлет вам напасть в виде волчьей смерти. Но так осерчал, спустя все то время, что скоро сам нагрянет в деревню… И не снесть вам всем головы! Ни дитям, ни бабам, – зашелся смехом колдун, вспорол нам скрипом уши.

Я осмелился:

– Послушай, дядя, души ведь новые тут ни при чем. Как исправить судьбу? Бегством или мечом?

– Ни луч, ни железо силе оборотня не ровня! Бойня кровавая предстоит, убегайте, зайцы!

Завалился на спину старикашка, весь в жуках да грибах. И на карачках под хохот решил было скрыться.

Но мы подскочили, схватили клубок из земли да червей с человеком и… К козлиным рогам приставили – предстать перед дьяволом.

– Слушай, черт ты леший. Сам заварил кашу, теперь помогай. Знаешь решение, как одолеть людоеда? – пару раз встряхнули деда, козел над ним блеял надменно.

– Ладно вам, люди, пустите. Есть рецепт один. Требует сил он, жертвы и времени. Вены вспорите. В чан сцедите унции три – четыре. И козла! Рог в порошок испилите, да кипит пусть в вареве. Ждите здесь дотемна!

Сделали все, как надобно. Попрощались с козлом. Рогом вторым вспороли вены. В благодарность по приходу – схороню его близ деревни. Сделал дед варево, в ложке из ясеня дает нам испить.

Сыны соседские выпили, я за ними. Вдруг откуда ни возьмись животы у них с венами вспучились. Сами упали, закорчились в муках, крик издали да дух испустили.

– Теперь твой черед, – плут лесной ухмыльнулся, завыл на луну.

Я к трупам прильнул, готовый к смерти. С матерью в сердце уже было попрощался, как вдруг…

Чувство неведомое меня объяло, подняло с земли. Голос взревел внутри рыком звериным:

– Смотри!

Гляжу я на руки – лопаются они по швам, раздаются вширь. Из-под кожи человеческой лезет черная, как наждак. Бугры мяса взрастают, превращают конечности в лапы. Ногти срывают когти острые крепкие, словно кость. Меня дергает с места. Шея раздается втрое, а из нее топорщится шерсть. Ворс покрывает под мышцами – стальными тело. Потолок юрты прорывает медведь. Пасть кровавую разверзают клыки. Луна вызывает рык.

– Ну да будет тебе реветь! Тише, тише, Чаборз 10 , смотри на меня!

Я – не я сфокусировал взгляд на малом клочке земли, откуда гласил колдун.

– Чтоб людоедом не стать, вот тебе зверобой. Всегда с собой носи ветвь и пей его отвар. Отвалится хворь проклятья, отступит, когда покончишь с главным. Но, если случится вдруг, что попадет на зуб кровь человека, – пеняй на себя. Людоеда место станет твоим навсегда. Всё, ступай!

На спине звериной отнес я соседских детей домой. Вой бабий поднялся от страха и от потери. Обратился я в человека. Объяснил все как есть. Горевать некогда. На двор идет беда, пуще этой. Некого некому даже хоронить-то будет. Всех старый оборотень изведет.