Шрифт:
И вдруг с истошным воплем «Жива!» – славянский знахарь врезает под дых мне. Воздух морской проникает в прорези век. Вот и привет, новый клиент.
Так и ходил к нему лечиться. После куницы, волчицы, ослицы – от звонка до звонка. Тот одним вправлял лапы, другим – ставил мозги на место. Так, говорят, одна и стала его невестой. А как бы не стать? Статен, будто сам Аполлон, как Черномор хитер. Да меж ног – конь двухколесный немецкий. Дивлюсь красоте его. Но Звезда Вифлеемская от Тамани взывает, манит.
– Живи, Джей! – так, смеясь, приветствовал знахарь меня после удара.
Я в ответ улыбался. Но словно падал в безвестную пустоту потери…
– Мы все атомы, Джей, пойми. Плывем в Океане темной материи. Теряем частицы, конечности, время. А нет ничего ведь, кроме любви.
На раз, два, три – выдох. Дергает знахарь за правую ногу. Я ору. Орлу Духа, летящего надо мной, вручаю весточку: «Привет, Единый мой Одиссей».
Знахарь чешет рыжую репу в надежде понять сию невидаль.
Дабы не слыть невеждой прищуривается, достает телефон:
– Вот тебе номер шамана. Он раны душевные исцеляет. Методы, конечно, странные, но, говорят, помогает. Мой привет передай, пусть зачтет. Ну все, бывай!
С тех пор о знахаре – ни слуху, ни вести. А невеста, говорят, спохватилась всех сбережений. А чего ожидать, когда в КриптоСтолице 20 растишь фикусы, фиги и финики 21 .
Вернулся звон в ушах. Бьют тамтамы небесные. Как Тамерлан 22 хромаю к шаману чудесному. Кругом – голубиные трупы. Расширяются медные трубы, качают валюту. А отходы да плесень – галлонами льют в Червонное. Невыносимо. Повсеместно афалины выбрасываются на берег. Кто-то кричит: «Помогите». Прохожу мимо.
20
Крипта – это сокращенное наименование криптовалюты, электронное платежное средство без физического выражения формы. Также в средневековой архитектуре – «нижняя церковь», помещение для почитания мощей святых и мучеников.
21
Аллюзия к Finiko – финансовая пирамида
22
«Великий эмир, Железный Хромой» – тюрко – монгольский завоеватель, покоривший Среднюю Азию от Каспия до Индийского океана и от Китая до Египта.
В отеле «Четыре звезды» на закате у моря в номере – ждет меня шаман. Стучусь.
– Проходите, – скрипит то ли дверь, то ли голос.
Хромая, снимаю предохранители с ног. Волочусь к кудеснику. Ожидаю увидеть чудо заморское – с бубном да в ожерелье с костями. Глядь! А то простой русский парень, меньше меня на два фунта.
Вот так круто знахарь развел меня.
– Вы шаман по ногам и душам?
Парень кивает. Резкий запах спирта. Ладонями растирает колено раздутое и мычит: «ОмммНамах». Сердце стучит нитевидно, будто я – покойный монах.
– Кто же вам, батенька, в ногу и душу кол-то вонзил? Да к тому же осиновый.
Парень в корень зрит.
– Это на что Вы сейчас намекаете? Кровососом обзываетесь?
– Не серчайте. Такое случается от проклятья неразделенной влюбленности ведьмы. Встречались ли вам они? Вы им отказывали?
Тут смотрю – силуэт шамана рябит. А над теменем восходит нимб, как свет прожектора. Превращается лик его в морду… Моего ушедшего Пса. Трясу щеками – развеять мираж. Шаман приникает ко лбу.
– Уу, да у вас агония. Ну, тогда в добрый путь! Готовы?
Чувствую – плохо мне. Бледно кивнул да лег на платформу.
Шаман приносит склянку округлой формы. В ней пчела жужжит, паникует. Будто чувствует – недолго жить.
Шаман говорит о каком-то заговоре. О надежде. Привороте не первой свежести – на кости. Не материи уже, а черной магии.
– Чтоб соблюсти все формальности по-канону, ответьте, батенька: готовы ли вы проститься?
В пылу лавины жара, всеохватывающего изнутри, киваю жадно. Заслон склянки рука отворяет. Жало впивается в ногу. Пчела дергается. Падает оземь. Раз – два – три, последний выдох.
Шаман глаза закрыл и с почтением молчит. От испуга я отключился.
Море шумит. Вуалью пенистой волна, как вдова, омывает место почившего афалина. Слышу в грудине – эхо тонкого далекого пения. Открываю глаза, грудь пронзает кручина.
– С почином и возвращением назад!
Шаман протирает ладони спиртом. Берет оплату. В колбе пустой молчит тельце воина полосатого.
Спустя тридцать четыре часа я ногою легкой ступаю на берег морской. Народ еще спит. Со стихией наедине мы.
Вдалеке – афалинов стая резвится, решаюсь плыть к ним. Гребу, запыхаюсь. Все-таки отражаются на здоровье жара, чурчхелла и пахлава.
Вдруг впереди, смотрю – барахтается детина… За воздух хватается, жужжит. Поглощают волны-то чертовские полосатую спину… пчелы! Разверзается гром под куполом. Афалин уже мчит, но я быстрей. Из-под толщи воды подставляю правую руку. Сажаю пассажира на палубу да разворачиваю корабль к берегу.
Ветер тучи нагнал. Поднял волны, что выше темени. Гребу, не помня себя, контролирую руку. Ладья тела едва уже тонет с одним плавником на ходу. Еще волна – и ко дну. Чую вкус водорослей во рту. Кричу: «помогите». Мимо плывет афалин. Незримая сила толкает на берег. Меня подбрасывает.