– Догадался: бедой мечена... Однако лечение одно у нашего брата работа, - рассудительно сказал Игнат.

– Да какую же еще ей работу, если Полька кочегарит на электростанции.

– Ну, ну, не знал я. Хотя, видно, крепко сбита.

– - Аль успел пощупать?
– вмешался седой ополченеп, вытаскивая ноги из глины.
– Намагниченные у тебя, Игнат, руки - так и тянутся к бабам...

Игнат сложил амуницию в сенях, засучил штаны и полез мять глпну. "Трудно угнаться за такой длинноногой", - подумал он.

Поля Новикова заглянула через дувал во двор Вари.

– Варька, погоняй швпдче коней... Ха-ха-ха!

Помогал Игнат обмазывать глухую стену избы, от ужина отказался, уснул в сенях. Утром вышел во двор к колодцу умыться. Вся намятая вчера глина размазана по стенам избы. Седой ополченец нанянчился за ночь с глиной, выпил вишневки и, закусив сырыми яйцами, спал на лавке головой к божнице, храпел натужно, как спят мужики после страды, в дождь. Варя пекла блины.

– Не дождался блинов?
– сказал Игнат.
– А я думал, вы ночью-то соловушек слушали.

– Какие там соловьи? Только на глину и хватило сердешного... И как при такой слабости думаете побеждать?

– Одолеют наши сыновья, а мы, старики, так, вроде для поддержки штаиов тут, с тыла - так, бывалыча, говаривали в первую мировую войну, балагурил Игнат, ловя взглядом каждый жест Вари.

Было жарко, как в полдень. Хозяйка, смуглая, с тенями под глазами, принесла на столик под вишнями блинчики и бутылку самодельной вишневой настойки прошлогоднего урожая.

Выпила с ним, концом платка вытерла полные, розовым букетиком губы. Рот маленький и сочный.

Начал Игнат рассказывать о своем горе: жена умерла, сына Виктора убили...

– Не знай, живу я. не знак, просто существую. А тут, девка, война камнем придавила... Варя, вспомни что-нибудь веселое в своей жизни, а?

– Вот все вспоминаешь ты, воин. И мне велишь вспоминать. У нас с тобой одни заупокойные думы пойдут.

Мужа до войны степь взяла. Застрял зимой в метель на грузовике, камера спустила. Домкрат свалился, колесомто руку придавило... Мерзлого нашли под снегом...

– Дети где же?

– Не было... И гляди ты, здоровая, и он хоть куда, а не было...

Спокойная красота загорелого заветренного лица ее волновала Игната.

– Да, молодая ты, тугая, - качнул он головой.

– Сорок лет - бабий век, а мне сорок с гаком. Может, не рожала, оттого и тугая вся.

– Пощупать можно?

– А зачем зря-то? Я не вру, одной скучно, но ты неровня. Сколько?

– Седьмой распечатал. Верно, неровня.

Пристально осмотрела всего с головы до рук.

– Кончится война, приезжай к нам жениться. У нас бабы отборные, что с лица, что стать. И девки замуж выходят за людей не абы каких. Хороший человек холостым от нас не уезжает. А уедет - всю жизнь будет тосковать.

Что же, возьми, если сумеешь. Пошутила я, конечно.

– А если всерьез?

– Война кончится, там видно будет. Что делать умеешь?

– Да все. Железную лодку сам сварил. За долгую-то жизнь на Волге чему только не научишься. А главное - грузчик: и по-старому, на спине то есть, и по-новому - механизмы.

– То-то, я вижу, мускулы-то гак и рвут гимнастерку.

– Это так, от природы... Вот забьем зверя, вернусь к тебе... А?..

– Далеко вам, сердешные, до логова зверя.

– Ну, как же, а? Встретимся нынче ночью, а?
– Игнат положил руку на ее колено.
– Домой тогда не пойду...

в мазанке у тебя заночую, а?

Варя, не шевелясь, присмирев под теплой тяжестью его руки, долго смотрела на его крупные пальцы, потом сбросила руку.

В мазанке он ждал ее до потемок, не заметил, как уснул.

Проснулся от прохлады. Тонко ныло ведро от тугих струй молока - хозяйка доила корову. Он вышел, потянулся.

– Обманщица.

– А что на одну ночь-то сходиться. Испей парного молока.

– Потом... Иди, скажу что-то, - говорил Игнат, таща ее за руку в мазанку.

Она поворачивала гордую на высокой шее голову, переступала, как спутанная.

6

Афанасий повстречал отца на строительстве оборонительного рва между поселком Одолень и хутором. Все дружинники после работы в порту, на заводе и в учреждениях, мужчины и женщины углубляли начатый еще прошлым летом примыкавший к оврагу ров. С непривычным замешательством Игнат заговорил с Афанасием:

– Может, поглядишь будущую мачеху, Афоньша? Тут она, землю кидает.
– И, смущенный молчанием сына, он виновато продолжал, опершись на лопату: - Не шибко умная, зато вроде серьезная... Да разве такую, как наша покойная Марья, найдешь?
– Отец, скользя по черенку сжатыми пальцами, подгибая ноги, сел на землю.
– Нету таких... А я, стервец старый, вспоминаю ее светлую, а сам в постелю бабу заманиваю.
– Он прижался лбом к черепку, заплакал.