Шрифт:
– Председатель умер, – сказал я.
Голованов, даже пребывая в замороченном состоянии, вздрогнул. Но выражение лица не изменилось.
– ...и пока что заменять его будете вы, Артемий Витальевич. Вы понимаете?
Да, он определенно понимал. До меня донеслись флюиды радостного неверия в неслыханную удачу.
– Вы не будете ничего менять. Вы будете следить за порядком. Вы будете ждать моего возвращения. Когда я вернусь, то скажу первому попавшемуся Модератору, что я – Олесь Панов. Тогда служба Модераторов должна будет с комфортом препроводить меня и моих спутников в Детинец, к вам. Дайте соответствующие распоряжения Администраторам и Модераторам. Прием, как поняли?
– Это для меня великая честь, – механическим голосом сообщил Голованов. – Рад служить отечеству! Слава Вэсэ!
– Слава Вэсэ, – подтвердил я.
Голованов пожирал меня преданным взглядом, но меня грызли сомнения. Волшба испаряется со временем, и Представитель Председателя когда-нибудь избавится от магического наваждения, начнет думать и соображать, почему Председатель умер не от болезни и старости, а от дырки в сердце, проделанной шпагой. И какое отношение к этому имеют невесть откуда взявшиеся молодые люди. Я не знаю, как долго меня не будет – возможно, слишком долго, и волшба выветрится.
Я пока не прикидывал, как поступлю, когда вернусь и вернусь ли вообще. Наверное, надо устроить тут капитальные реформы. Важный вопрос – а хватит ли мне мозгов для этого? – останется без ответа до тех пор, пока я не возьмусь за дело. Прямо сейчас могу лишь заявить, что желания повелевать целым народом у меня нет и в помине.
– Ива, нужен совет, – мысленно обратился я к умботу. – Что делать? Снова этот вечный вопрос.
– Что делать именно в этой ситуации, учитывая, что твоя волшба имеет срок действия, ты чувствуешь ответственность перед Вечной Сиберией, но не хочешь ею управлять, а статус Катерины неопределен?
– Да! – подтвердил я, обрадовавшись тому, что хоть кто-то есть умный в моей башке...
– По первому пункту советую полагаться не на волшбу, а на обычные человеческие алчность и властолюбие. Скажи Голованову, что отныне он – полноправный Председатель, а не исполняющий обязанности. Когда вернешься, найдешь его и заколдуешь. Пусть избавится от тела Кирсанова, может пышные похороны устроить по желанию. И пусть запустит новый квест, чтобы местные радостно восприняли нового Председателя.
– О, точно! Волшба выветрится, а любовь к власти у таких вот представителей Хомо чиновникус – никогда!
– По второму пункту рекомендую тебе все же когда-нибудь вернуться... Править или нет, и если править, то как – все это решишь со временем. Я верю в то, что ты набираешься мудрости.
– Благодарю...
– По третьему пункту я уже советовала быть честным и с собой, и с Катериной.
– Окей. – Я повернулся к Голованову. – Подождите-ка здесь...
Вернулся в кабинет-спальню Председателя. Рина сидела возле Витьки, закрывая одной рукой лицо. Витька перестал хвататься за свое достоинство и при моем появлении с любопытством глянул на меня.
– Рина, я...
– Слыхала, – отозвалась она устало и убрала руку от лица. – Ты велел этому мордатому ничего не менять в государстве.
– Пока не вернусь, – добавил я. – Если устраивать реформы, то делать надо это с умом, а не делегировать кому попало... Будет хаос.
Она кивнула, не желая спорить.
– Поедешь прямиком в Республику Росс, Киру свою спасать?
– Да, – честно сказал я, вспомнив, что успел рассказать Катерине о любви к Кире, сидя ранним утром у костра по дороге в Князьград. Рина тогда сказала, что завидует ей белой завистью... Подумать только! Тогда я и не подозревал, что Рина – это Катя. Когда она сказала, что некий человек любил ее, но позабыл, я обозвал его сволочью. Рина рассмеялась и посоветовала не спешить судить других.
– Помню, как же, – улыбнулась Рина, – как ты про Киру мне толковал. Рада за нее – честно! Идти с вами, стало быть, мне нежелательно.
– Будет лучше для всех, если ты останешься здесь, – сказал я, испытав огромное облегчение оттого, что Рина такая сообразительная. – В Князьграде. Я дам задание новому Председателю, чтобы оформили на тебя хороший дом и посадили на довольствие... Так, кажется, это называется? Тебя вычеркнут из всех каторжных списков, начнешь жизнь с чистого листа. Выйдешь замуж, если захочешь...
– Да ты прям все распланировал! – чуть насмешливо проговорила Рина.
– Ты против? Единственное, на чем настаиваю, – останься здесь. Живи, как хочешь.
– Я не против, – сказала она. Помолчав, добавила: – И обиду на тебя не держу. Теперь вижу ясно: ты совсем другой человек. Прежний Олесь был романтичным, мечтательным, добрым... А ты, ведун Олесь, куда холоднее... Порой в дрожь от взгляда твоего бросает. И циничный, в людей не веришь совсем...
Я хотел отшутиться – сказать, что, дескать, циничным стал после жизни в Скучном мире, но вовремя вспомнил, что Рина даже после каторги не потеряла веры в людей. И промолчал.