– Ишь ты как запела! Слышал бы тебя Кирсанов – расцеловал бы в обе виртуальные щеки! Запри всех россов в клетке – и будут они в полной безопасности. Но разве это жизнь?

Она понурилась.

– Ты прав. Это очень большая проблема. Я защищаю россов, как мать защищает дитя. Но если постоянно держать ребенка в комнате, не выпуская на улицу, он... будет в безопасности, но глубоко несчастлив.

– Дошло? – усмехнулся я.

Первая резко подняла голову и снова впилась в меня немигающим взглядом. Но на сей раз ее лицо исказилось от злобы. Я был потрясен этой метаморфозой. Не думал, что виртуальный аватар умбота способен на такое.

– А ты тот самый плохой мальчишка с улицы, что подвергает моих детей опасности! – вскричала она.

“Она рехнулась, – подумалось мне. – Черная ночь не прошла бесследно. Она помнит прошлую жизнь, но при этом отстаивает те интересы, которые ей вложили Кураторы. А они идут в прямое противоречие с памятью... Нехилый это у нее вызвало когнитивный диссонанс! Интеллект умбота слишком сложный, а потому перезагрузка не проходит бесследно. Это тебе не комп вырубить и заново включить”.

– Я не плохой мальчишка, – успокаивающим тоном сказал я. – Мне нужна Кира, вот и все.

– А нам нужны твои допарты, – опять совершенно спокойно ответила Первая. Переходы от гнева и возмущения до полного покоя происходили у нее слишком быстро. Нормальный человек так не умеет. Разве что очень талантливый актер, играющий на публику.

– Знаю. Но если не вернете Киру, будут еще взрывы. И пострадают люди.

– Они уже пострадали! – завопила Первая. Черные волосы взвились вверх, как змеи медузы Горгоны, глаза налились желтизной, зубы оскалились, пальцы вытянулись и скрючились. Она была страшна. Я с трудом заставил себя не шевельнуться. – Четырнадцать человек получило ранения разной степени тяжести!

Я выдержал и это, сохранив каменное лицо. Ива говорила, что ее третья резервная копия замутит теракт в максимально безлюдном месте. Это и было безлюдное место? Знала ли Ива-3, что ранит людей?

Первая в третий раз моментально успокоилась. Посмотрела в сторону и задумчиво проговорила:

– Уже пятнадцать раненых...

Она постоянно на связи с Росс, сообразил я.

– А раненые и убитые в Прикордонье тебя не слишком беспокоят? – спросил я, вспомнив Нестория. – Да, и кстати: раны у россов быстро заживают – нечего тут трагедию устраивать.

– В Прикордонье те, кто сознательно участвует в войне. Они полностью понимают и принимают все риски. А пострадавшие в вашем взрыве этого не хотели...

– Да срать я них хотел! – рявкнул я и сам удивился этой вспышке. Шизофренические переходы настроения у Первой сказались на моем состоянии, не иначе. – Еще больше народа пострадает, если вы не вернете мне Киру!

– Если мы вернем Киру, ты уйдешь в Поганое поле навсегда!

Я фыркнул:

– Досадно, правда? Короче, хватит лясы точить. С вами, небинарами, кроме как с помощью языка силы, бесполезно разговаривать. Приведите мне Киру, мы уйдем, и после этого наши люди в Росс получат отбой.

Ишь как завернул! – восхитился я сам собой. “Наши люди”! Можно подумать, у нас там целый батальон из шпионов и диверсантов.

Хочешь убедить в чем-то умного человека – достаточно разумных слов. Желаешь убедить тупого – слукавь, покажи выгоду или пригрози, разумных слов он не разумеет. А ежели ты возжелал нагнуть целую Республику с извращенной моралью – взрывай людей. Выхода нет. Точнее, есть – забить на Киру. Но этот выход не для меня.

Первая в который раз сменила “фазу” – стала равнодушной и невозмутимой. Вкрадчиво спросила:

– А ты уверен, что она хочет идти с тобой и жить в палатке?

Я широко улыбнулся.

– Да наплевать мне на твои фантазии! Даже если она замуж за росса вышла и у нее прямо сию минуту брачная ночь – тащите ее ко мне!

– А если ее... уже нет в живых? – тем же вкрадчивым голосом спросила Первая.

В груди у меня екнуло, но я снова подавил эмоции. Если Первая отслеживает мои физиологические показатели, вся эта актерская игра бессмысленна. Но я должен сохранить достоинство.

– Тогда вам всем жопа, – прошептал я. – Не успокоюсь, пока не разрушу вашу страну целиком... Устрою геноцид... И будешь ты смотреть со своей орбиты на пепелище и сходить с ума вечность, страдая от мысли, что не спасла своих детишек...

Я ждал вспышки бешенства от этой ненормальной робо-бабы, но она лениво поинтересовалась:

– Ты и вправду пойдешь на это? Олесь, которого я знала, на это был не способен.

– Олесь – нет. А монарх – да.

– Какой монарх?

– Тот, о котором мне так долго твердил Витька. Я его слушал, но не слышал. Теперь понимаю, что должен, так сказать, принять свою судьбу. Извини за пафос.