Первая нахмурилась.

– Я ничего не поняла...

– Неважно. Хватит болтать! Ты тянешь время?

Проигнорировав мои слова, Первая спросила:

– Как ты умудряешься защищать Витьку и одновременно давать ему свободу? Вы постоянно путешествуете – это опасно. Но в то же время... ты вернул его с того света! Как ты находишь баланс между защитой и свободой?

Я пожал плечами.

– Мы просто друг друга понимаем. Мы друзья.

Первая пристально посмотрела на меня и внезапно исчезла – без всякого предупреждения и спецэффектов. На долю секунды мне подумалось, что весь этот разговор – умелая инсценировка, задуманная с целью меня разговорить. И я прямо сейчас сболтнул что-то важное. Торопливо перемотал нейрочип и не нашел ничего крамольного...

Позади раздался другой женский голос – с хрипотцой, грудной и низкий:

– Мы не тянем время. Мы уже приняли решение. Просто Ива потребовала от нас несколько минут для разговора с тобой.

Я обернулся и увидел Габриэллу. На ней было синеревое платье в пол с вырезом внизу и без рукавов. Грудь закрыта полностью до самой шеи. Белую кожу рук “прошивала” серебряная нить в виде микросхем или просто каких-то геометрических узоров. Из выреза загадочно выглядывала стройная, абсолютно женская ножка – и тоже с серебряной вязью. Красные волосы рассыпались по плечам. Габриэлла производила странное, двоякое впечатление: с одной стороны была прекрасна, с другой – отвратительна. И дело вовсе не в том, что я помню ее мужчиной. В ней чувствовалось что-то настолько неестественное, что даже Первая рядом не стояла.

Сколько раз за свою долгую жизнь Габриэль переделывал свое тело? Как он выглядел в естественном виде? Помнит ли сам свой истинный облик? Кем он родился в самом начале – мальчиком или девочкой? И рождался ли обычным способом? В Росс мне не встречались беременные женщины.

– Что ей было надо? – спросил я.

– Наверное, понять тебя. А еще – понять себя.

– Она рехнулась.

– Да, скорее всего, – равнодушно сказала Габриэлла. – Черная ночь умботов – очень травматичный процесс, а наши умботы стали слишком... человечными. Некоторые даже мнят себя носителями консервативной морали! Но ничего страшного. В глубинах Сети зреют новые умботы. Очередное поколение. Они сменят таких, как Ива. А старых пустим в расход.

Она повела рукой, как бы отодвигая незначительную и неважную тему в сторону.

– Я верну тебе Киру, Олесь. А ты отзовешь своих террористов, хорошо?

– Сначала вернете, – повторил я, – и мы с Кирой, Ивой-2 и Витькой уйдем в Поганое поле.

На тонких губах Габриэллы обрисовалась улыбка.

– Само собой, мой дорогой Олесь! И я от лица всех Кураторов клятвенно обещаю не испепелить вашу дружную компанию лазером с орбиты!

– Сука! – отчетливо сказал я, представив себе такую возможность. Габриэлла намекает, что мы от нее никогда не уйдем, захоти она отомстить.

– О да, еще какая! – захохотала Габриэлла. – Я тебе такой больше нравлюсь?

– Ты мне никакой не нравишься. Хватит кривляться. В чем подвох?

Габриэлла перестала трястись от смеха. На желтых глазах выступили слезы. Кураторша демонстративным жестом смахнула слезу пальцем и, продолжая движение рукой, сделала жеманный жест.

– Понимаешь, Олесь, когда я обрела женское тело, то... лучше стала понимать Киру. Это ведь так полезно – время от времени менять точку зрения... одежду... работу... гендер. Это освежает и омолаживает! Поэтому я отпускаю ее просто... в знак женской солидарности!

– Да ну? – мрачно сказал я.

– Уж поверь мне!

– Тогда приведи Киру, и мы поехали.

– Какой быстрый! Я бы хотела еще поговорить... Рассказать тебе...

– Брось молоть языком! – рявкнул я, но росска как ни в чем не бывало закончила фразу:

– ...о твоем детстве и родителях.

Я остолбенел. А Габриэлла, покачивая бедрами, прошлась вокруг меня.

– Твоими родителями были россы, – сладко пропела она. – И не просто россы, а экстремалы высшего порядка. Для таких и Прикордонье скучное место. Вот они и отправились жить в Вечную Сиберию. Это было для них что-то вроде постоянного экстрим-лайфа...

В груди и горле у меня перехватило. Габриэлла как ни в чем не бывало продолжала:

– И тебя они родили естественным образом, не пользуясь технологиями искусственной матки. Такие вот экстремальные экстремалы, представляешь? Просто адреналиновые наркоманы! Воинам Буфера до них расти и расти. В конце концов им наскучила даже ужасная жизнь в сиберийских посадах, и они ушли в Поганое поле. Ну а тебя, милый Олесь, они оставили на попечении одной старой тетки, потому что ухаживать за ребенком в Поганом поле – это чересчур даже для них, ха-ха!

Я слушал, и слова Кураторши пролетали сквозь сознание, как невесомые тени. Габриэлла перестала нарезать круги вокруг меня, остановилась напротив, нахмурила тонкие брови, переводя взгляд с моих глаз на губы и обратно.

– Что? Чего ты так напрягся, аж рубашка лопается на твоих геркулесовых мускулах? Поверил, что ли?

Они откинула голову назад и с визгом засмеялась, зажмурив желтые глаза. До меня не сразу дошло. Но когда дошло, я схватил одной рукой ее за горло, а другой – за правую кисть. В прикосновении моих пальцев к ее телу было нечто странное, ненастоящее. В следующий миг Габриэлла растаяла в моей хватке – растаяла в буквальном смысле, как тает мороженое под палящими солнечными лучами. Я ощутил, как размягчается плоть, как вытекает между пальцев в виде жижи, как с невероятной скоростью испаряется в воздухе.