Я был тогда ВПРАВЕ обратиться за помощью к любому милиционеру, участковому, оперу... Как говорится: почувствуйте разницу... Я ощущал разницу оч-чень хорошо!

И я бы поехал в адрес один, но на лестнице столкнулся с Шахом и Князем.

Конечно, я был для них не авторитет... и вообще - в Агентстве без году неделя. Но я сослался на шефа, и они поехали со мной. По дороге ввел их в курс дела, избегая ненужных им подробностей.

– Вопросы есть, коллеги?- спросил я.

– Есть вопросы... коллега,- сказал Шаховский, выделив последнее слово. Видимо, это должно означать, что я - бывший мент - ему не коллега... И я со своей стороны считал точно так же: хоть Виктор Шаховский и не привлекался никогда к уголовной ответственности, но в оперативных документах РУОП его фамилия замелькала еще в самом начале девяностых.

– Спрашивай,- ответил я.

– А премию с этой супружницы барыжной ты за работу, коллега, обговорил?

– Нет,- отрезал я.

– Лохи,- пробормотал Шах и больше ничего не спрашивал, смотрел в окно.

У Гвичия вопросов было больше: а сколько лет вдове? А не блондинка ли она?

А как она "вообще, да"?

Я ответил: лет вдове семнадцать. Блондинка. "Вообще": 90-60-90. И Гвичия тоже замолчал... только причмокивал иногда. Глаза у него стали мечтательными, подернулись нежным туманом.

***

Прежде чем ехать непосредственно в адрес, заскочили в местное РУВД... Повезло - застали нужного нам опера на месте.

– Да,- сказал он,- звонили мне про ваше дело... лейтенант Иванов, кажется... так?

– Да,- подтвердил я. Иванов - фамилия опера, который отфутболил меня в Василеостровском районе.

– Ну а чего от меня-то вы хотите?

– Как чего? Неужели непонятно?..

Сходить с нами в этот адрес. Дело-то, скорее всего, об убийстве идет.

– Ну во-первых, пока только о розыске пропавшего... Во-вторых, я туда уже сходил.

– И что?

– А ничего, меня и на порог не пустили.

Шах хмыкнул, Гвичия изумленно вскинул брови. А я спросил... Я очень спокойно спросил:

– Простите, Виктор... э-э...

– Георгиевич,- подсказал опер, включая электрический чайник.

– Виктор Георгиевич, вы здесь в каком качестве служите?

– А там (кивок в сторону двери) висит табличка. На ней все написано... прочитайте.

– Я читал. Там написано, что в этом кабинете работают опера уголовного розыска.

Наш опер закончил манипуляции с чайником, поднял на меня взгляд и сказал:

– Выйдите из кабинета... Я вас сюда не приглашал... пока.

– Спасибо за помощь,- ответил я.- Пошли, мужики... По-моему, кто-то таблички на дверях перепутал.

– Желаю успехов,- бросил опер.

Мы вышли. Сказать по правде, мне было очень противно. Гвичия посмотрел на табличку и сказал:

– Какой-то странный человек, да?

Шах тоже посмотрел на табличку, сплюнул и сказал:

– Лохи.

Я не сказал ничего.

Я не сказал ничего, я только подумал... но не сказал.

***

...Дверь в квартиру, где находится телефон, зарегистрированный на гр. Шурыгину Антонину Викторовну, наводила на мысли о коммуналке и бытовом пьянстве: следы неоднократного и неумелого ремонта, висящий на проводах звонок, порезанная ножом дерматиновая обивка...

Таких дверей я за годы пахоты в УР повидал немало. И мог даже предположить, что увижу за дверью.

Гвичия начал давить на кнопку звонка.

Делать это пришлось пять раз. Шаги за хлипкой дверью раздались тогда, когда уже нам показалось, что в квартире никого нет. Шаги были шаркающие, медленные... потом раздался кашель... потом дверь отворилась. На пороге стояла старуха в грязном халате и торчащих из-под него белых бязевых мужских кальсонах.

Жиденькие волосы, характерный цвет лица, густой перегарный выхлоп... Все, как говорится, до боли знакомое. Я загодя приготовил свое журналистское удостоверение и придал лицу некое соответствующее профессиональное выражение. Все это оказалось лишним. Старуха посмотрела на нас мутными глазами, закашлялась и сказала:

– С утра уже ходить стали...

– Здравствуйте, бабушка,- вежливо сказал Зураб.

– Ишь, внучек нашелся... басурманин... Спят они еще...- Старуха явно собиралась захлопнуть дверь, но я не дал.

Я сунул ей под нос удостоверение и начал работать. Кое-что, впрочем, мне уже было ясно.

– Мы журналисты,- сказал я.- А вы Антонина Викторовна?

– Что надо?

– Поговорить, Антонина Викторовна...

Мы - журналисты.

– Стрекулисты-журналисты... аферисты! На похмелку дашь?