Шрифт:
Я не обратила внимания на Светкину колкость.
– Знаешь, Света, для меня это не новость. Представь себе, я сама была в его машине, когда произошла авария. А ты уверена, что он разговаривал по радиотелефону?
– Я, Марина Борисовна, галлюциногенные препараты не принимаю,- уверила меня Светка.
...Зато без них жить не мог Антон Черемушкин, ранее судимый за грабеж двадцативосьмилетний наркоман.
С пальчиками Черемушкина совпали отпечатки, снятые с поддельного Порселлиса. Остальное было делом одного дня - найти и обезвредить, что мастерски проделали Зураб с Кашириным, доставившие парня к нам в Агентство.
Я сразу узнала в бледном, худощавом молодом человеке с волосами, затянутыми на затылке в "конский хвост", водителя лохматых "Жигулей", которые подрезали БМВ Рыбкина у Румянцевского садика. Каширин и Зудинцев вмиг приперли парня к стенке неопровержимыми доказательствами - и тому ничего не оставалось, как во всем нам признаться.
Антон был талантливым художником-реставратором. Но денег, которые он зарабатывал в мастерской Арона Сенкевича, на "дурь" не хватало. Поэтому он подписался на предложение одного человека оказывать ему мелкие услуги: докладывать подробно о том, кто и что сдает на реставрацию, кто из коллекционеров что продает и покупает. Постепенно Черемушкин попал в кабалу к ушлому дядьке, который почти совсем перестал давать деньги, а перешел к шантажу и угрозам: "По тебе, мол, наркот, давно тюрьма плачет. Только рыпнись, мигом у параши окажешься!". Последний раз этот человек попросил Антона сделать копию сданного на реставрацию в мастерскую Яна Порселлиса. А потом, посулив денег, и, как обычно, сдобрив посулы угрозами, вынудил Черемушкина согласиться на неприкрытый криминал - спровоцировать ДТП и подменить картину. Антон прекрасно разглядел на подлиннике маленькое пятнышко, но дублировать дефект на копии не стал. Он надеялся таким образом подставить шантажиста и избавиться от него.
Антон согласно закивал, когда я показала ему фотографию Юрия, запечатленного в обнимку с Машкой где-то на пляже Финского залива.
– Тот самый дядька и есть,- подтвердил он. Только знал его Антон под другим именем. Рыбкин настолько обнаглел, что представился Антону как... Роман Игоревич Агеев.
– Слушай, Антон,- неожиданно осенило меня,- а Рыбкин, он же Агеев, случайно не причастен к краже рисунков Дюрера у художника Стрелкина?
– Еще как причастен! Он и заставил меня выяснить, где они хранятся у Стрелкина, и как проникнуть в мастерскую. Толя - святой человек, он сделал мне столько добра, а я поступил как последняя скотина...
Сотрудника антикварного отдела Юрия Рыбкина в тот же день пригласил в Агентство сам Обнорский под весьма благовидным предлогом.
– Генеральный директор Агентства "Золотая пуля" Андрей Обнорский,проворковала в трубку секретарша Ксюша,- хочет лично обратиться к Юрию Брониславовичу с просьбой проконтролировать ход расследования по делу о краже картины у сотрудницы Агентства Марины Агеевой.
Кстати, ничего удивительного в том, что люди сами приезжали на улицу Зодчего Росси, чтобы выслушать просьбу Обнорского не было. Видимо, почитали за честь помочь авторитетному человеку.
Мне присутствовать при разговоре с Рыбкиным не довелось.
– А вы Марина Борисовна, сейчас же отправитесь домой. Это приказ,отчеканил Обнорский.- Мне здесь кровопролитие без надобности.
Поздним вечером Каширин с Зудинцевым привезли моего настоящего, многострадального Порселлиса.
– Отпустили Рыбкина, Марина Борисовна,- рассказывал Каширин, уминая за обе щеки горячие бутерброды, которыми я вознаградила ребят за ратный труд.Он Обнорскому обещал самого Рябушинского сдать, как представится случай. Признался, что давно на него работает. Как получилось-то - Соломон попался в лапы Рыбкину, когда хотел втюхать поддельные яйца Фаберже французскому консулу. Но с Рыбкиным Соломон договориться сумел - знаете, рыбак рыбака...
Рыбкин за бабки Соломона "отмазал".
Потом еще раз. А потом и сам стал на Соломона пахать. И Порселлиса вашего Рябушинский ему заказал.
Машка с поджатыми губами выслушала всю историю от начала до конца и ушла к себе в комнату, даже не сказав "спасибо" - ни за разоблачение жениха-оборотня, ни за возвращенное приданое.
***
В субботу нас с Машкой пригласил в гости Толя Стрелкин. Удивительное совпадение: после того, как с Юрой Рыбкиным провели беседу в Агентстве "Золотая пуля", Толя обнаружил в почтовом ящике рисунки Дюрера, пропавшие у него год назад во время ремонта.
– Я думаю, это рабочие спиздили,- доходчиво объяснял историю с рисунками своим гостям-эстетам улыбчивый усатый Толя.- А что с ними делать не знали. Хорошо хоть селедку не заворачивали. Ну хуй с ним, с Дюрером, давайте выпьем!
Мы выпили уже не по одной, когда прозвенел звонок и на пороге Толиной мастерской появился Марк Кричевский. Стрелкин галантно представил Марка гостям.
– Это мой старый добрый приятель, у него своя галерея в Нью-Йорке. Куда тебя посадить? Хочешь, к этим двум красавицам? Посмотри какие. Я тебе уступаю это место, только потому, что ты скоро уезжаешь и не успеешь... Ни хрена ты не успеешь, понял, Марк?
Толя посадил Марка между мной и Машей. В этот вечер я имела возможность во всех подробностях рассмотреть затылок пана Кричевского, потому что несколько часов кряду он не сводил глаз с моей дочери.
Улучив момент, когда нас никто не слышал, я сочла нужным ее предупредить:
– Между прочим, пан Кричевский завтра улетает.
– Ничего подобного,- ответила дочь.- Завтра он сдает билет. Он сам мне только что это сказал.
***
Я никогда не видела такого выражения на лице Марка. Он добровольно приносил себя в жертву. Он просился на закланье, испытывая благодарность за каждый Машин взгляд, за каждое слово. Она строила капризные гримасы и, как мне кажется, подтрунивала над ним. А он смотрел на нее так, будто видел перед собой ускользающую мечту.