Момент, конечно, упущен. Тем не менее, сдаваться рано. Хотя перед тем, как идти к людям и поднимать их, нужно сделать что-то значительное!

Запарковав машину прямо перед центральным входом в университет, Денис с Владом стали развешивать на столбах флаги Украины и «Зари». Кто сказал, что человек не может повесить флаги своей любимой команды и любимой страны на главной площади своего кампуса?! Занятые делом, ребята не заметили, как подъехал «уазик». Опомнились только тогда, когда люди в балаклавах, выскочившие из машины, как черти из табакерки, начали заламывать им руки.

— Просто не верю, как на заказ: к открытию тюрьмы мы получили укропов-патриотов[7]! — мужик в форме ополченца автоматной очередью срезал несколько полураскрытых роз с университетской клумбы и театральным жестом поднес Владу и Денису, хотя руки у них были связаны за спиной. — Это вам! Как первым заключенным новой тюрьмы Луганской Народной Республики!

Денис отрицательно покачал головой.

— Не хотите — не надо: Оленьке-секретарше подарим, — миролюбиво заключил ополченец, как вдруг, уколовшись шипом, ойкнул, как девчонка, тонким голоском; хотел было бросить цветы на землю, но передумал и, перехватив стебли со стороны бутонов, начал злобно хлестать ребят стеблями по лицу.

От неожиданного унижения и обиды даже не было больно, но когда ватник остановился, Денис почувствовал, как по щекам течет кровь.

— Смотри-ка, Фобос[8], тут и машинка их: «Тойота»! Хороша… Не «Вольво», конечно, но для наших целей подойдет, мы люди не требовательные. У кого ключи?

Ребята молчали. Мучитель врезал Владу кулаком по лицу; сразу пошла кровь еще и из носа.

— У кого ключи, я спрашиваю?

— Это не моя, это отца! Он меня убьет! — заверещал Влад.

Денис старался не смотреть в сторону друга.

— А так я тебя убью, — засмеялся в балаклаве. — А папаша-то у тебя, видно, зажиточный: машинка-то новенькая! Посмотрим, какой он за тебя выкуп заплатит.

Он бросил ключ толстому детине в камуфляже.

— Фобос, ну-ка, вези их в подвал! Маньяк уже по работе соскучился: ему застаиваться нельзя. Вези на «Тойоте», потом поставишь машину на инвентарный учет. А мы с Луишем еще один кружок сделаем: тут на Восточных кварталах, я смотрю, полно идиотов непуганых ходит.

Глава 8. ЮРА

Профессиональное чутье подсказывало Юрию: вот он, его шанс. Каждый журналист ждет своей минуты; некоторые выслеживают сенсацию месяцами, рискуют жизнью, преследуя «горячий» материал, живут в нечеловеческих условиях за тысячи километров от дома… Но Юрию не хотелось далеко. Теперь, когда он уже не волк-одиночка, теперь, когда появилась Лера — его Мэрилин Монро, — ему уже не хотелось надолго уезжать…

Майдан стал первой удачей. Что такое доехать от Луганска до Киева — ночь в поезде! Для военного журналиста с его стажем — как в соседний магазин в тапочках сходить… Разве это сравнить с предыдущими командировками — в Чечню, например? Но Майдан — уже затасканная новость. Там таких любителей «горячих пирожков» в политике хоть отбавляй. Впору еще один Майдан начинать.

И тут практически у Юры под носом, в его родном городе, около дома, где он вырос, около библиотеки, куда он бегал с детства, около детской больницы, где работала мама и где под окнами ее кабинета Юра играл в ножички, — происходит революция! И не просто стихийная, буйная и неуправляемая, а подготовленная, спланированная… Просто заговор! Переворот! На его глазах разворачивается сюжет, от которого захватывает дух…

Когда вскоре после захвата СБУ и штурма пограничной части Юрий поехал в Краснодон к Вовику, мимо окон которого со стороны поселка Изварино от российской границы бесконечными колоннами двигалась военная техника, картина развивающихся событий встала перед его глазами, как знакомая панорама Бородино в московском музее. Может быть, он одним из первых понял, что происходит. Его долг как журналиста зафиксировать для истории всё происходящее. Всё — не только оставить фотографии и записанные интервью с очевидцами событий, но вести подробный дневник вооруженных столкновений и обстрелов — с первой разорвавшейся в городе бомбы, и самое главное — составить список пропавших бесследно людей, который с каждым днем становился все длиннее и длиннее.

Юра говорил об этом с Вовиком. Вовик был из Краснодона, но в институте, благодаря своему умению устраиваться, легко получил в общежитии отдельную комнату. В той крошечной комнатке они прогуляли и пропили весь первый курс; Вовик, опять же, договорился с вахтершей, чтобы к нему в общагу пропускали девушек по специальному разрешению: они, мол, делают прослушивания для набора в женский джаз-банд.

Через год пришли повестки в армию. Вовика направили в Донецк, в войска МВД, охранять порядок в городе. А Юру — в Чечню: у него не было коммуникативных способностей Вовика. И папы-генерала тоже. Зато у него было везение: в первом же бою пуля чечена прошила мягкую часть плеча; боль адская — но зато рука была правой… Дырку зашили, Юра переучился в левшу и научился стучать на компьютере левой… А тем, кто были с ним там, в Чечне, не повезло: весь взвод полег…

Вернувшись на гражданку, Юра перевелся на журналистику. А Вовик прямо из армии подался в школу МВД — по папиным стопам… Друзья продолжали встречаться и всегда поднимали тост за свой предармейский год. Может, поэтому так гадко было Юре, когда он услышал, что в подвалах общежития Машинститута теперь будет тюрьма. В том самом общежитии, где в джазе были только девушки…

Поход в здание военного правительства ЛНР результата не дал. Юрия вежливо слушали, кивали головами, изумленно открывали глаза при упоминании о подвалах…