Шрифт:
— Я была бы вам очень признательна, — ответила Николь.
Но она знала, что подробности так или иначе станут известны. Особенно здесь, в Миддл-Вэлли — городке, где строгие этические нормы были не в почете. Здесь подобная история будет с успехом передаваться от соседа к соседу и обрастать все новыми деталями с каждым пересказом.
Несмотря на то, что в Миддл-Вэлли, как и везде в Америке, царило разнообразие национальностей, его душой были, конечно же, русские. Основной приток населения в этот маленький городок в холмистой части северо-восточной Пенсильвании произошел в 1917 году, когда сюда после революции бежали белые эмигранты. В то время как наиболее богатые семьи: Романовы, Оболенские и прочие, — собрав все ценности, что могли увезти, осели в Париже, Лондоне и Ривьере, менее состоятельные влились в поток европейских эмигрантов, которым открыли путь в Америку. Платой за бегство было подписание контракта на работу в угольных шахтах городков вроде Миддл-Вэлли. В течение последующих лет сюда приезжали русские евреи, изгнанники и беглецы в поисках политического убежища; за ними последовала последняя волна иммигрантов, покинувших Россию после развала Советского Союза. Все то, что осталось у них от родины, — обычаи, суеверия и недоверчивая натура — они передавали детям и внукам вместе с огромной любовью русского народа к сплетням. Поэтому подробности чьей-либо смерти всегда являлись в Миддл-Вэлли предметом повышенного интереса, особенно если покойный был связан с чужаками вроде Николь.
— В подобных случаях вскрытие не нужно, — продолжал О'Мэлли. — Если хотите, мои люди доставят тело в местное бюро похоронных услуг. Так вы сэкономите на услугах гробовщика.
— Спасибо.
— Если этим вечером вы хотите побыть с друзьями, я мог бы вас довезти.
— У меня здесь нет друзей, — вздохнула она.
— Даже среди соседей?
— Даже среди соседей. В этом городе сложно обзавестись друзьями.
— Я понимаю. К приезжим тут относятся с большим подозрением.
Работники морга на каталке вывозили накрытый простыней труп Пола из комнаты, и О’Мэлли дотронулся до Николь, чтобы та отошла с их пути. Каталку провезли мимо нее — так близко, что она могла коснуться Пола, протянув руку, — и затем, обогнув угол, остановили у лестницы.
О’Мэлли наклонился к ней и тихим голосом, будто бы не хотел, чтобы его услышал кто-то еще, произнес:
— Ваш муж никогда не рассказывал вам… — он сделал паузу, видимо, пытаясь подобрать нужные слова. — Ваш муж никогда не намекал вам, что он может что-то скрывать?
— Например? — осторожно спросила она. Этот вопрос, только заданный другими словами, она слышала от него уже второй раз.
— Я не знаю. Может, он что-нибудь держал в секрете, — чувствуя, что она смотрит на него с недоверием, он поспешно объяснился: — Если его что-то беспокоило и он не рассказывал вам, это могло быть причиной стресса. Возможно, настолько сильного, что он стал решающим фактором в его смерти.
Объяснение выглядело логичным, однако ей не давало покоя его нервное поведение.
— Я уже сказала вам — Пол ничего никогда от меня не скрывал.
О’Мэлли пристально посмотрел ей в глаза, как будто пытался выяснить, насколько она с ним откровенна.
— Да, наверное, так и было, — наконец сказал он. — Я бы тоже не стал ничего скрывать от такой красивой женщины, как вы.
Он вложил ей в руку визитку.
— Позвоните мне после похорон, — предложил он. — Возможно, мы сумеем помочь друг другу.
Ничего не изменилось. Даже когда тело ее мужа лежало на первом этаже, все равно ближайший самец видел в ней только легкую добычу.
Она привыкла игнорировать подобные неуклюжие проявления внимания.
Однако подозрительную убежденность коронера в том, что у Пола были от нее секреты, проигнорировать оказалось сложнее.
3
Той же ночью в другой части города Виктор Росток делал вид, что не замечает человека, проскользнувшего в здание полицейского участка и теперь крадущегося к нему со спины. Временный шеф полиции Миддл-Вэлли, лицо которого было освещено ярким светом монитора, осознавал, что представляет собой заманчивую мишень. Этим вечером из двоих патрульных смены первый уехал с медиками по вызову 911, второй просто не пришел. В итоге, Росток находился в участке один. Для того, кому требовалось проникнуть внутрь, лучше возможности было не найти.
В Миддл-Вэлли под временным начальством Ростка работали девять полицейских, из них пять — с полной занятостью и четверо — с частичной. Полицейский участок занимал четыре комнаты кирпичного здания, некогда бывшего таверной. Холодильник для пива в задней части помещения переоборудовали под камеру, комнаты — под офисы.
Во времена процветания Миддл-Вэлли, когда численность населения городка превосходила пятнадцать тысяч, подобных таверн в нем были десятки. Тогда антрацитовые жилы, залегающие под землей, были настолько богаты, а нехватка рабочей силы — настолько острой, что горнодобывающие компании выписывали рабочих со всей Европы. Пассажирские лайнеры высаживали иммигрантов в Нью-Йорке и Балтиморе, откуда их на специальных поездах доставляли в северо-восточную Пенсильванию. Бум продолжался полвека. Когда залежи иссякли, владельцы шахт вернулись в Нью-Порт и Нью-Йорк, оставив после себя изрытые долины, загрязненные реки и обедневшие города.
Однако многие иммигранты из Восточной Европы, в особенности русские, все равно считали эту жизнь лучше той, что была у них в родных штетлах [1] и деревушках. Здесь они получили водопровод, электричество и бесплатное образование для детей, и, даже несмотря на то что многие со временем разъехались по крупным промышленным центрам, в маленьких городках вроде Миддл-Вэлли осталось достаточно людей, чтобы поддерживать хоть какую-то жизнь. В такой обстановке и вырос Виктор Росток.
1
Штетл — маленькое еврейское поселение.
— Я мог бы перерезать тебе горло, — вдруг прорычал невидимый гость. Это был человек-великан, умевший передвигаться абсолютно бесшумно.
Росток не потрудился развернуться.
— Чем? — спросил он. — Упаковкой «Маунтин-Дью»?
— Ох, черт, — проворчал великан. — Ты увидел мое отражение в мониторе.
— Да, и еще услышал твое дыхание, — Росток медленно повернулся и поднял глаза на гиганта-полицейского, возвышавшегося над ним. — Ты всегда про него забываешь.
Это была старая игра, которую они вели, чтобы развеять скуку полицейской службы: за последние два года в городке не было совершено ни одного тяжкого преступления. Отто Бракнер, ветеран войск специального назначения, был известен своим умением заставать ничего не подозревающих врагов врасплох. Его череп всегда был гладко выбрит, а кончики длинных усов закручены кверху. Сам Бракнер находил свою внешность восхитительной, однако многие люди считали, что она давит на психику.