— Не молчите! — кричал он своим подданным. — Посоветуйте хоть что-нибудь. Зачем вы мне нужны, если не можете дать совет? Неужели мне придется ждать, пока вернется корфинянин или из могилы прозвучит голос Василия? Придумайте своими тупыми головами казнь, которая потянет на восемьдесят тысяч франков!

Юный ординарец сказал хозяину:

— Я придумал. У тебя один офицер умер, другой пропал, а третий ранен. Отдай их должности нам. Пообещай тем, кто придумает самую хорошую казнь, что они получат должности Софоклиса, корфинянина и Василия.

Лицо Хаджи-Ставроса озарила довольная улыбка. Он потрепал юношу за щеку и сказал:

— У тебя есть амбиции, мальчик. В добрый час. Амбиция — это движущая сила отваги. Я согласен выставить освободившиеся места на конкурс. Это очень современная идея, очень европейская, мне она нравится. В знак благодарности я первым выслушаю тебя, и если ты предложишь что-то стоящее, то станешь наследником Василия.

— Я предлагаю, — сказал мальчик, — вырвать у милорда несколько зубов, вставить ему в рот удила и, взнуздав, заставить бегать до тех пор, пока он не умрет от усталости.

— У него слишком сильно болят ноги, он и двух шагов не пробежит. Ну а вы что молчите?

Тамбурис, Мустакас, Колцида, Милотис, говорите, я вас слушаю.

— Лично я, — сказал Колцида, — предлагаю засунуть ему подмышки горячие яйца и раздавить их. Я испробовал этот способ на жене Мегара и получил большое удовольствие.

— Ну а я, — сказал Тамбурис, — предлагаю уложить его на землю, а сверху придавить куском скалы, весом фунтов этак пятьсот. От такого вываливается язык и человек харкает кровью. Это очень красиво.

— Я, — сказал Милотис, — залил бы ему в ноздри уксус и загнал бы под ногти булавки. Он станет чихать, как бешеный, и не будет знать, куда деть руки.

Мустакас служил в банде поваром. Он предложил поджарить меня на медленном огне.

Лицо Короля расплылось от удовольствия.

Монах присутствовал на совещании и не вмешивался в обсуждение. Неожиданно он почувствовал ко мне жалость, насколько вообще был способен на такое чувство, и, напрягая отпущенный ему природой ум, решил мне помочь.

— Мустакас, — сказал он, — слишком злой человек. Милорда можно мучить, не сжигая его живьем. Если вы будете кормить его соленым мясом и не дадите воды, то долго он не протянет. Он будет сильно страдать, и Король удовлетворит свое чувство мести, не навлекая на себя гнев Божий. В моем совете нет никакой корысти. Мне от этого ничего не перепадет. Я просто хочу, чтобы все были довольны, ведь монастырь и так получил свою десятину.

— Погоди, добрый старик, — перебил его кафеджи, — у меня тоже есть идея и она лучше твоей. Я приговариваю милорда к голодной смерти. Пусть

другие мучают его, как хотят. Я не буду им мешать. Но я встану на часах подле его рта и позабочусь о том, чтобы в него не попало ни капли воды и ни крошки хлеба. Усталость удвоит его голод, от ран он еще больше захочет пить и то, что сделают другие, обернется в мою пользу. Что скажете, сир? Не правда ли, я предложил дельную идею? Пусть за это меня назначат на место Василия.

— Идите все к черту, — сказал Король. — Вы бы не так заговорили, если бы эта сволочь у вас самих украла восемьдесят тысяч франков. Отнесите его в лагерь и делайте с ним, что хотите. Но горе тому, кто по собственной глупости случайно его убьет. Этот человек должен умереть от моей руки. Я хочу, чтобы он доставил мне удовольствие на всю украденную сумму. Я по капле выжму у него всю кровь, как выжимают деньги у плохого должника.

Вы и представить себе не можете, сударь, как цепляется за жизнь любой, даже самый несчастный, человек. Разумеется, я очень хотел умереть и был бы счастлив, если бы смерть пришла мгновенно. Однако я возрадовался, когда услышал угрозу Хаджи-Ставроса и благословил его требование продлить мои мучения. Неожиданно проснувшийся инстинкт надежды согрел мне сердце. Если бы в тот момент какая-нибудь добрая душа предложила мне застрелиться, то я бы, пожалуй, два раза подумал.

Четыре бандита подняли меня за руки и за ноги и, как орущую колоду, отнесли в кабинет Короля. Мой вопль разбудил спавшего Софоклиса. Он подозвал товарищей, потребовал, чтобы ему все рассказали в подробностях и пожелал взглянуть на меня с близкого расстояния. Бандиты с пониманием отнеслись к капризу больного человека и бросили меня на землю в двух футах от Софоклиса.

— Милорд, — сказал он, — мы находимся в одинаковом положении, но я готов поспорить, что встану на ноги раньше вас. Похоже, мне уже ищут замену. До чего несправедливы эти люди! Мою должность выставили на конкурс! Что ж, я тоже приму в нем участие и верну свое законное место в наших рядах. Вы поможете мне в этом деле и своими стонами покажете всем, что Софоклис еще жив. Сейчас вас свяжут по рукам и ногам, и я обязуюсь одной рукой мучить вас так же лихо, как мучил бы самый ловкий из этих господ.