— Я не знаю, какой в остальной-то Ойкумене, — усмехнулся Антенор, — раньше бы сказали: «такой-то год Филиппа». Или Александра, или иного царя. В Афинах считают по архонтам. В Коринфе — по Истмийским играм. В Дельфах — по пифиадам. Ну а мы… Даже не знаю, как теперь. Царя-то нет.

— Сейчас восьмой год, как правит Величайший Канахт Меримаат, — негромко произнесла египтянка.

— Это кто такой?

— Царь Филипп Арридей.

— Погоди-ка, ты сказала «правит», — обескураженно спросил Антенор, — но он же мёртв.

— Для вас, да, — кивнула египтянка, — но не для нас. У вас теперь нет царя, но в Стране Реки не может не быть Величайшего. До сих пор во всех записях, при любых торговых сделках указывают его имя. «Написано в год восьмой Мощного быка, любимого Маат».

— Но это же чушь какая-то.

— Для нас не чушь, — покачала головой Месхенет, — народ не допускает мысли, что Величайшего нет. Иначе Страна Реки окажется без защиты и всех нас ждут ужасные бедствия. И вот появляешься ты, сообщающий, что наследник Сетепенра Мериамена жив. Именно поэтому мы едем в Град Весов, чтобы ты рассказал об этом Верховному Хранителю Трона. Менкаура должен знать, что ему есть для кого хранить этот трон.

— Я всё ещё не понимаю, — сказал Антенор, — причём здесь он. Почему не поехать к Птолемею?

Месхенет посмотрела на бывшего конюха.

— Потому что Птолемей — не ремту.

— Но ты ведь помнишь, мы договорились, что я поеду в Мемфис и расскажу про Геракла Верховному Хранителю, а после никакие клятвы уже не сдерживают меня и я всё равно могу поехать к Птолемею и повторить ему эти слова.

— Можешь, — кивнула Месхенет, — но ты хранил эту тайну много лет. Почему сразу не поехал в Александрию после смерти Эвмена?

— Потому что я не хочу для мальчика судьбы его нерождённого сводного брата, — сжав зубы ответил Антенор, — и если бы не обстоятельства, заставившие меня просить о помощи…

Он замолчал, бросив украдкой взгляд на сидящего у мачты Ваджрасанджита.

— Антенор, выполни свою часть договора, поговори с Менкаурой, а потом поступай, как сочтёшь нужным, — попросила Месхенет.

— А как поступите вы? — спросил македонянин.

— Я не из тех, кто принимает решения, — покачала головой египтянка, — я лишь помогаю тем, кто облечён властью, узнавать сокрытое.

Антенор ничего не ответил, сжал борт ладьи так, что костяшки побелели.

На следующий день они увидели на западном берегу громадные пилоны храма Духа Птаха. «Реннет» прибыла в Мемфис.

Глава 10. Откровения

Мемфис

Огненная Ладья Миллионов Лет скрылась за горизонтом и Ра вступил в свою еженощную битву с Апопом.

Таис смотрела вниз, на спускающихся по широкой дворцовой лестнице Антенора и Месхенет. Их сопровождали стражи, исполнявшие её приказ — сопроводить гостей в подготовленные им покои.

— И как ты намерен поступить? — спросила афинянка.

Голос её дрожал от волнения.

— Рассказать всё Птолемею, — прозвучал за её спиной ответ Верховного Хранителя.

Таис повернулась к нему. Облачённый в церемониальную леопардовую шкуру, он стоял, тяжело опираясь на посох Ириса так, будто массивная золотая пектораль на груди подламывала ему ноги. Пектораль изображала Маат, своими крыльями обнимавшую Хранителя за плечи.

— Менкаура, прошу тебя, не делай этого, — взмолилась Таис.

— Почему ты не хочешь, чтобы Двойную корону надел тот, кому она принадлежит по праву? — спросил Хранитель.

— Я не понимаю тебя, — ушла от ответа афинянка, — не удивилась бы, если бы ты желал, чтобы она досталась египтянину.

— Это неважно, кровь какого народа течёт в жилах Величайшего, — пожал плечами Менкаура, — за много веков Двойной короной владели и нехси, и та-неху, и аму. Хаки владели короной Дешрет[69].

— И вы считаете эти годы годами бедствий.

— Не все, — возразил Менкаура.

— Но ведь есть внук Нектанеба… — проговорила Таис.

— Внучатый племянник…

— Пусть так, всё равно он его единственный наследник.

— Только не он, — прошипел Менкаура, — пока я жив, сделаю всё, чтобы род труса держался подальше от трона. Он посвящённый Исет и лучше бы служил нетеру. Большая ошибка, что ему доверили крепость. Но раз уж так, то пусть сидит в болоте, там ему самое место.

Афинянка не нашла, что ответить. Помолчала немного, потом спросила:

— Этот Антенор… Он ведь в душе очень противился своему рассказу. И я его понимаю. Понимаю причину. Я бы тоже не хотела для своего сына…