Шрифт:
Люся словно бы не слышала его.
– Мы жили на Севере, - заговорила она.
– В тот день мы с Колей сидели на берегу реки. Был чудесный августовский вечер, солнце клонилось к западу, и лучи от него разбегались по водной глади...
Климов заскучал.
– У меня жена отняла детей, - неуверенно перебил он.
– Сразу обоих. Я их очень люблю, а она отняла.
И тоже замолчал, ожидая, что скажет на это Люся.
– Напротив нас стояла на якоре баржа, - продолжала она.
– Там были бочки с горючим - запас на зиму для нашего поселка. И вот там вспыхнул пожар. Сначала на носу, но огонь готов был перекинуться на горючее, а людей вокруг не было. Тогда мой Коля быстро разделся и бросился в воду...
– Они у меня близнецы, - скорбно вставил Климов.
– Мальчик и девочка. Но совсем не похожи друг на друга. Добрые, умные, красивые и так меня любят. Бывало, прихожу с работы...
– Я бегала по берегу и звала на помощь. Плавать я не умела, поселок был далеко, и никто не слышал меня, а Коля доплыл до баржи и начал гасить огонь...
– ...а сынишка мне на шею вешается и щекой о мою щеку трется...
– ...но он был один, и сила огня превышала его силы. Начали рваться бочки...
– ...а дочка гордая, вся в маму, но все равно подойдет и колени обнимет, ласково так, доверчиво...
– ...он сбрасывал их в воду, тогда начала гореть река. И Коля мой тоже загорелся...
– Ну и цирк, - внезапно вставил сосед и шумно вздохнул.
– Соплей размазано...
– Он погиб у меня на глазах. Я была как безумная. Я долго болела от горя, потом приехала сюда, чтобы поскорее забыться, отвлечься, уйти в работу...
Климову расхотелось говорить. Его не слушали, и он проглотил обиду вместе с последним глотком чая. Он засопел и хотел было упрекнуть Люсю в душевной черствости, но она опередила его и заплакала, уткнув лицо в ладони.
– Ладно тебе, - сказал он, морщась.
– Его не вернешь. Что реветь напрасно?
– Ты черствый, - сказала Люся сквозь плач.
– Ты сухой, у тебя нет жалости. Знал бы ты, как много мне пришлось пережить. Я на мужчин смотреть не могла, все мне казалось, что лучше моего Коли не бывает. Только год назад встретила одного человека, похожего на Колю, и полюбила его. Но он оказался подлецом, а теперь и ты меня выгоняешь. Я думала, ты добрый, а ты вот какой...
– Во заливает!
– сказал сосед и восторженно прищелкнул языком.
– Во дает!
– Помолчи, - сказал Климов им обоим.
– Так будет лучше. И вообще, спать пора. Уже поздно. Завтра разберемся.
Люся еще поплакала немного и снова забралась под одеяло. Она долго ворочалась, шептала что-то про себя, вздыхала и стонала, потом понемногу успокоилась и затихла. Климов вымыл чашки, походил по комнате, мельком взглянул на свое отражение в зеркале, но что-то насторожило его, и он снова взглянул, сел и внимательно уставился на себя. Зеркало висело высоко, приходилось чуточку приподнять подбородок, чтобы увидеть все лицо. Было странное ощущение, что в зеркале отражается другой человек, не Климов. Он провел ладонью по щеке, дотронулся пальцем до носа, разгладил морщинки под глазами. Все было его, но одновременно чье-то еще, чужое.
– Не нравится?
– спросил сосед.
Климов не ответил.
– Метаморфируешь, - удовлетворенно сказал сосед.
– Хотел измениться изменяешься. Дело нехитрое. Изменщик!
И засмеялся своей шутке.
– Почему ты не любишь меня?
– не выдержал Климов.
– Что я тебе сделал?
– В том-то и дело, что ничего, - сказал сосед.
– Ты умеешь только страдать и мучить других, а сделать что-нибудь не способен.
– Ты обидел меня, - вдруг отозвалась Люся из-под одеяла.
– Ты равнодушен к моему горю.
– Я знаю, - вздохнул Климов.
– Но ничего не могу с собой поделать. Помоги мне.
– Ну уж нет, - сказал сосед, звякая ложечкой в стакане.
– Я тебя топить буду.
– Как?
– спросила Люся.
– Страшно мне, - сказал Климов.
– Врешь, - уверенно сказал сосед.
– Врешь и не краснеешь.
Люся выглянула из-под одеяла, повертела головой по сторонам, остановила взгляд на Климове.
– Ложись, - пробормотала она.
– У тебя лицо бледное.
– Неправда, - ответил Климов сразу обоим.
– Ты ошибаешься.
Сосед не ответил, потом проговорил нараспев длинную фразу на незнакомом языке и весело рассмеялся.
– Господи, - сказала Люся, - ну и акустика в этом доме. Нас тоже слышно?
– Слышно, - сказал Климов и погасил свет.
Он нашел эти фотографии. Четыре лица. Мужчина и женщина, мальчик и девочка. Красивая женщина, блеклый пухлогубый мужчина и дети, похожие на мать. Климова неприятно удивило свое собственное лицо. В зеркале оно казалось более красивым и значительным. По крайней мере, в последние дни. Он сел перед зеркалом и стал сравнивать свое отражение и фотографии, сделанные год назад. Люси Дома не было, стесняться было некого, и он морщил лоб, вытягивал губы трубочкой, оттопыривал уши пальцем, растягивал в стороны уголки глаз. Его не покидало ощущение, что зеркало отражает чужое лицо или на лицо надета маска. И то и другое было неприятно. Тонкая пленка серебра отражала мужское лицо с твердым подбородком, большим лбом и пристальным взглядом серых глаз. Черные крупинки серебра на фотографии округлое курносое лицо с большими ушами, маленькими сонными глазами. Между этими людьми было несомненное сходство, какое бывает у братьев, но все же это были совершенно разные люди.