Воспоминание о последнем сне окатило всю её волной стыда, как кипятком. С губ сорвался изумлённый возглас, Диона прижала ладонь к полыхающему лицу и чуть не расплакалась.

– Ой, мамочки-и-и!

И опять схватилась за голову.

Облачённый в чёрную мантию, мрачный убийца вошёл ночью в её спальню. Сел на её кровать, развернул Диону к себе и… завладел её губами. Сначала он целовал нежно, а потом так глубоко и страстно, словно бы это было лишь началом, лёгкой прелюдией перед большим и неминуемым действием. Она понимала это. И отвечала ему пылкой взаимностью. Даже когда он повалил её на постель и, кажется, совсем не думал останавливаться. И она этого не хотела. Очень не хотела! Душу разрывало от волнительного предвкушения, а тело было готово воспарить в невесомости от разлившегося под кожей лёгкого блаженства и тянущего внутри чувства.

Стоило этому моменту воспроизвестись в памяти, как ставшее уже в реальности невесомым тело отреагировало сладким томлением где-то в груди, в животе… и ещё ниже.

Ахнув, Диона вылетела из постели и босиком помчалась в ванную, где долго пыталась прийти в себя и отмыться от этой фантомной порочной грязи, которой даже сквозь сон умудрился замарать её беглый смертник.

Её пугали эти сны. Пугали яркие чувства, что не могли принадлежать ей, пугало собственное тело. В свои семнадцать она никогда не целовалась и никого не обнимала, кроме близких родственников и домашних животных. А тут эти по-настоящему взрослые поцелуи, на которые она страстно отвечала, жаркие объятия хладнокровного убийцы, в которых утопала. И сейчас, наяву, а не во сне, по телу растекалась истома, такая ощутимая и знакомая, словно была совсем не первой.

Но ведь этого никогда с ней не происходило, и этого убийцу она ненавидела больше всего на свете! Хоть после нападения на принца Элленгара и пыталась спасти его от казни, рискуя своей честью и репутацией… Что только на неё нашло! Но этот подлец не оценил её доброту и в благодарность вновь причинил зло её семье, доведя мать до выкидыша. До сих пор Аделит больна и не может оправиться после потери долгожданного ребёнка.

Позволила бы Диона казнить этого преступника, всем бы было лучше! Может, тогда бы её не мучили эти пугающие своей реалистичностью и в то же время невозможностью сны?

Она сама не заметила, как опять углубилась в воспоминания о сегодняшней ночи. Совсем не осознала, что начала водить кончиками пальцев по своим губам, думая о том умопомрачительном поцелуе с убийцей… И о том, как его ладони скользили по её лицу и волосам, заключали талию в крепкое кольцо. Как она опрокидывалась на постель, и он накрывал её своим телом, не прерывая жадного, глубокого поцелуя, вызывая в ней дразнящее ощущение в той части тела, о которой было непринято говорить вслух.

Пальцы сами по себе скользнули от губ по щеке к шее, затем к ямке между ключицами и ниже, и кожа затрепетала, покрылась мурашками. Прикусив губы от досады, Диона медленно открыла глаза, когда поняла, что постыдное ощущение - это не воспоминание из сна. Оно дразнило и смеялось над ней прямо сейчас.

– Святые духи, я схожу с ума… Да что ж за наваждение?
– простонала девушка, запрокинула голову на бортик наполняющейся ванны и вытянулась в ней во весь рост.

Под сомкнутыми веками мелькнула картинка из другого сна. Двор поместья Анники, тёплое солнце, ласковый ветер, перебирающий листву вишнёвых деревьев, и мрачный по своей натуре страж в длиннополом чёрном плаще со стоячим воротником, скрывающим клеймо лагеря Каларгон. Страж достаёт руку из кармана и молча протягивает Дионе красивый гребень с голубыми опалами…

Едва запрыгнув в первое попавшееся платье, Диона торопливо выдвигала и задвигала обратно ящики косметического стола и просматривала все его полки. И очень быстро нашла, что искала. На одной из полок, справа от начищенного прислугой овального зеркала, стояла маленькая квадратная шкатулка. Её перед своим последним военным походом сам выстругал из дерева, покрасил в коричнево-красные цвета, оббил изнутри синим бархатом и подарил Дионе отец, сэр Даррен.

– Как вернусь с войны, привезу тебе красивый гребешок, юный бунтарь. Будешь хранить его в этой шкатулке. Она маленькая, как раз под такое украшение, - сказал он тогда девятилетней дочери, поглаживая её по непослушным белокурым волосам. И немного замешкался.
– Ну… или спрячешь в ней подарок от самого дорогого тебе человека.

– Какого ещё человека? Почему?!
– встрепенулась девочка и поджала губы, строго глянув на отца.
– А красивый гребешок? Ты же пообещал мне его подарить, папа, я тебя за язык не тянула! Надо отвечать за свои слова, ты же рыцарь!

Отсмеявшись, отец махнул рукой и глянул на молчаливую и отчего-то бледную мать. Провожать рыцаря в военный поход собралась у парадных дверей поместья только его маленькая семья - жена и дочь. Слуги были разогнаны леди Аделит, которая сегодня находилась не в духе. Но для девятилетней девочки это был самый обычный солнечный день. Ещё и с подарком в виде сделанной отцовскими руками шкатулки.

– Будет тебе для этой шкатулки самый лучший подарок, Диона, от самого дорогого человека. Обещаю, - с улыбкой произнёс отец, глядя на жену печальными глазами. Девочка этого не заметила и восторженно хихикнула.
– Я ведь пока самый дорогой тебе человек. Не мама ж, в самом деле! А потом видно будет, как подрастёшь.

С чувством юмора у сэра Даррена всегда всё было в порядке, по крайней мере, для беззаботного ребёнка, девочки, именуемой им юным бунтарём. Леди Аделит на эти шутки почему-то лишь качала головой, вздыхала и закатывала глаза. А в тот день они и вовсе наполнились слезами.