Тимур смотрит в сторону и глубоко дышит, словно долго бежал. Моя сердечная чакра увеличивается до размера баскетбольного мяча — так много чувств я испытываю в этот момент.

— И прости, пожалуйста, за то, что я сейчас сделаю, хорошо? — заранее предупреждаю я перед тем, как сделать шаг и прижаться к его груди. — Надеюсь, Марианна тоже меня за это простит, и мне не придется лишиться пряди волос. Саша говорит, что волосы — мое главное украшение.

Тимур как стоял, так и стоит без движения: руки опущены, дыхание сбивчивое.

— Прости, — шепотом добавляю я. — Пожалуйста. Тебе надо меня простить, чтобы самому стало легче. Нам же сегодня еще в одной кровати спать.

Тело Тимура, ощущавшееся как камень, после этих слов резко обмякает, одновременно с тем, что его руки обвивают мои плечи, а лицо зарывается в волосы.

— Да, ты сделала мне очень больно, Маша, — хрипло говорит он. — Так больно, что я злился на тебя пару лет точно. Но с этим действительно нужно завязывать. Ты ничего мне не обещала, и тебе было всего шестнадцать. То, что я себе навоображал счастливое будущее с тобой — только моя проблема. Поэтому я, конечно, прощаю тебя. Извини, что вел себя, как мудак.

Glava 28

— Ну, и какой у нас план на вечер? — весело спрашивает Маша, порхая по номеру с палочкой, воняющей спиралью от комаров. — Можно поиграть в Лилу или разложить карты Таро на твое предназначение.

— Или достать чипсы из минибара и посмотреть фильм, — осторожно предлагаю я, не горя желанием узнать, что такое Лила, как и по случайности обнаружить, что вместо управления «Элладой» мне стоит преподавать йогу или варить борщи в приюте для бездомных.

— Ну, или можно так, — великодушно соглашается Маша. — А нутовые чипсы на кокосовом масле есть?

Нутовых чипсов в арабском минибаре не находится, поэтому приходится довольствоваться картофельными. Внимательно изучив состав, Маша сообщает, что ароматизаторов в них содержится мало, и опустошает половину пачки еще до того, как начинается фильм.

В честь нашего трогательного примирения право выбора я снова предоставляю ей, мысленно молясь, что «Нимфоманку», «Эммануэль» и «Девять с половиной недель» Маша уже когда-то успела посмотреть. Я не передергивал двое суток, и велика вероятность, что мой сексуальный лунатизм этой ночью окончательно выйдет из-под контроля.

К счастью, Маша выбирает фильм, номинировавшийся в этом году на «Оскар», и больше нет нужды закрывать себя одеялом. О том, что я его смотрел, решаю деликатно умолчать. Она так радуется, обнаружив его на одном из телеканалов, что не хочется портить ей удовольствие. Определенно, наш откровенный разговор и обнимашки сделали свое дело, и мы, наконец, можем общаться, как друзья.

Так я думаю ровно до того момента, пока Маша не изъявляет желание переодеться и не выходит из ванной в пижаме. Рука машинально тянется за одеялом. Понимаю, что спать в лифчике, скорее всего, неудобно, и что шорты, как элемент гардероба, имеют право существовать. Но бля-я-я… Мне двадцать восемь, и я мужик, который на обед съел не меньше кило моллюсков, признанных сильнейшими афродизиаками. В сорокоградусную жару. Не имея ни секса, ни дрочки уже более двух суток. С перспективой спать рядом с женщиной, в которую когда-то был без памяти влюблен, и которая к своим двадцати годам умудрилась отрастить полноценный четвертый размер.

— Я, наверное, сегодня в кресле посплю, — бормочу я, перекидывая ногу на ногу.

— Зачем? — простодушно интересуется Маша. — Места же полно.

Наивная. Королевский размер кровати никак не воспрепятствовал тому факту, что я стянул с нее трусы. Нет никаких гарантий, что сегодня что-то пойдет по-другому.

— Молния дважды в одно место не бьет, Тимур, — философски добавляет она, словно подслушав мои мысли. — Вчерашние приставаниями был случайностью, и мы оба это знаем.

Я кисло киваю. Мы-то с ней знаем, а вот мой напряженный жираф, похоже, не в курсе. Или доходит до него,как до жирафа.

Короче, не думать о том, что рядом лежит полураздетая женщина и в номере мы совершенно одни, получается лишь ближе к середине фильма. Обуздав свое либидо, подогретое солнцем и воспоминаниями, я решаю написать Марианне и узнать, как у нее дела.

Она отвечает, что крутит педали в спортзале, а после пойдет на массаж. В качестве открытки присовокупляет фотку сисек, сдавленных ярко-красным спортивным топом. Вздохнув, я выключаю экран. Все же Марианна понятна и незатейлива, как советская мясорубка. Когда-то именно это меня в ней и привлекло.

— Тимур, как думаешь, теория глобального потепления — это фейк или правда? — сонно звучит голос Маши.

— Разумеется, правда. Промышленная революция не проходит даром для климата.

— Вот и я так думаю. А Роб все время со мной спорил, говоря, что это заговор гринписовцев.

— Твой Роб идиот, — усмехаюсь я, но Маша меня уже не слышит, так как спит, уткнувшись лицом в подушку.

Я намеренно возвращаю взгляд к фильму, но, не выдержав и десяти секунд, смотрю на нее снова. Ее сестра права. Было бы обидно, если Марианна испортила б ей волосы. Они у Маши очень красивые. Как, впрочем, и все остальное.