В долгожданный, сокрытый пеленой мрака 1448-ой год, чтобы поведать тайну того, что же вынудило приятного валашского принца из XV-го века пойти на сделку с Темными и в итоге навсегда обернуться тем ужасным монстром, которого я видела той ночью..

– 2-

1448 год, Май.

Османская империя.

Город Эдирне.

У ворот дома не оказывается привратника – что, впрочем, неудивительно, учитывая что новые жильцы его только вселились – потому Лале отворяет сама. Идет по тропинке, окруженная прелестным ароматом цветущих мандариновых деревьев. Ей не часто доводится бывать в самом Эдирне, покидая пределы дворца, но и Нурай-хатун не каждый день возвращается обратно в родной город и приглашает ее в гости.

Хотя, учитывая ее довольно странную просьбу, обычным гостеприимством это едва ли можно назвать..

Но вот мысли Лале отвлекаются на какую-то неразбериху, что шумным гулом царит ближе ко входу в дом. Снуют служанки, повсюду лежат сундуки и тюки с вещами. Даже стоит огромный чугунный чан для готовки.

По скромному разумению Лале – если в такой махине приготовить еды, то ею можно будет целый месяц кормить весь город, да притом еще и останется.

– Поживей, Дамла! – сердито требует Нурай-хатун, еще не заметившая приближающегося к ней силуэта Лале – этак до ночи не разберем..

Тут ей на глаза попадается этот самый чан и лицо приятельницы становится еще более сердитым:

– Почему этот чан оставили тут? Весь проход занимает!

Крепкая пухлощекая служанка обиженно морщит нос, точно они тут на равных правах и подобное обращение ей претит:

– Почему оставили – этак не меня, а поваров спрашивайте, госпожа. А перенести нельзя, он эвон как на солнце раскалился, все руки обожжем!

– Все-то тебе не так, на все обратное слово найдется – раздраженно бросает Нурай – ну оберните тряпками да перенесите.

Она подходит к одному из сундуков и достает несколько кусков полотна, после чего протягивает служанке:

– На вон. От прежних хозяев, им-то уж точно без надобности. Не свои же тряпки тебе давать для грязной работы.

Та, недовольно ворча, берет тряпки и накрывает ими чан. Однако, доделав до конца, вновь начинает ворчать, точно старая собака, которая не может разгрызть кость оттого, что зубы все давно выпали, но и отдать ее не желает. Посасывает, измазывая слюнями, да ворчит:

– Ну где там эта Сайжи? Я что ж, сама тащить буду? Сама я не смогу.

Нурай окончательно злится и раздраженно машет в сторону шикарного дома:

– Так ступай, позови ее!

Дамле, казалось, только этого и добивалась все это время. Ее хмурое полнощекое лицо тут же радостно озаряется и она прытью уносится в дом. Глаза Нурай недовольно сверкают, но тут Лале уже окончательно подходит и касается ее рукой. Подруга оборачивается и растерянно улыбается:

– Ох, Лале, не заметила.. – и вновь кивает на удаляющийся силуэт служанки – эдак все, теперь ищи свищи ее. Ближайший час не найдешь.

Но вот негодная служанка забывается и девушки обмениваются приветствиями, после чего уже сами неспешно зашагивают к дому, подальше от нещадно палящего солнца.

– Кто бы мог подумать, что я в этом доме у тебя в гостях окажусь – улыбается Лале – думала, что Сафие приду поздравлять с новосельем, а получилось, что тебя..

– Точно – смеется Нурай – Халиль-паша ведь этот дом ей построил как свадебный подарок, да только не ко двору пришелся. Молодые и не жили в нем. Только завезли вещи – и сразу вывезли.

– Ну хорошо, что повод хоть радостный.

Сафие рассказала Лале это еще до того, как эта новость стала общеизвестной и уж точно до того, как весь дворец знал об их отъезде. Дело было в том, что Дамета назначили бейлербеем Румелии и отправили туда порядки наводить. Ну, естественно, и Сафие за ним – это ведь не меньше, чем на несколько лет. Теперь-то, имеет, наконец, законное право за ним следовать.

– Да, это хорошо – как-то отстраненно кивает Нурай – ну а теперь мы вот тут устраиваемся. Пока дом на год сняли, а там видно будет..

Лале думала, что они его купили – но выходит, Халиль-паша решил оставить его все-таки для дочери. Что ж, разумное решение – однажды, ведь, они с Даметом все-таки вернутся в столицу, вот тогда по достоинству подарок главного визиря и оценят.

Они уже почти доходят до крыльца, когда Нурай, наконец, позволяет себе глянуть на корзинку в руках Лале, которую до этого старательного избегала глазами, будто бы и не видит вовсе:

– Там холст и краски? – голос тихий, благоговейный – ты взяла?