Видела юное лицо отца, еще почти без морщин – таким оно было лишь на пожелтевших страницах фотоальбома. Папа неумело мычал ей песни, приседал в коленях, что создать Ринке «качку», папа смотрел с любовью. А после смена кадра… Он же прилаживает ей над кроватью музыкальный мобиль, увешанный пластиковыми звездами и колокольчиками.

– Будет с подсветкой!

Эту фразу он сказал проходящей мимо жене, матери Ринки. Та бросила на дочь короткий взгляд и поджала губы.

– Она похожа на тебя.

«А на кого еще я должна быть похожа?» – возмущенно подумала Ринка. Мать всегда недолюбливала её «в отца» генетику. Более тонкокостную, более изящную, более светловолосую. Значит, это папа находил на дочь время, это он проводил с ней часы, укачивал, кормил из бутылочки. Значит, она уже тогда была рядом с ним счастлива. А теперь, лежа в странном, похожем на космическое, кресло, потихоньку вытирала щеки от слёз. Папа кружил её по комнате, смеялся, аккуратно подкидывал – совсем еще крохотная Ринка вторила хохотом. Теперь Ирине смотрела на то, чего вроде бы и помнить не могла, смотрела, как третий персонаж, стоящий в кадре собственного прошлого, у стены залитой солнцем комнаты. И пело от радости сердце. Значит, вот где её лучшие воспоминаний, так решил некий чужемирный код. И не слишком ошибся.

Новая сцена: папа и Ринка в зоопарке. Протянутая рука к вольеру с обезьянами – дочка хотела покормить шимпанзе. Но животное схватило её за запястье, потянуло на себя; Ринка стукнулась о решетку носом и разревелась.

Почему космические наушники решили, что это воспоминание счастливое? Минутой спустя стало ясно. Отец после целых два часа баловал чадо сахарной ватой, мороженым, танцевал с ней на детской площадке под заводные ритмы аниматоров.

Папа-папа… Тогда он работал меньше, тогда хотя бы кто-то находил на неё время.

Смена кадра.

Эта девочка пришла в школу во втором классе, и её посадили за одну парту с Ирине. Казька. Её звали смешным именем Казимира. Неуклюжую, тощую, но очень подвижную и живую. И эта Казька смотрела на Ирине с восхищением.

– Ты такая красивая!

Совсем как тогда при этих словах Ринку затопило смущение и счастье. Ощущение себя полноценной, очаровательной, нужной, красивой. Они продружили недолго, всего пару месяцев, и родители Казимиры в поисках лучшего места для жизни переехали вновь.

Красивая…

Ринка почувствовала, что опять плачет. А после услышала, как всхлипывает на соседнем кресле Лика. Они сняли наушники одновременно, приняли сидячее положение.

– Хочешь, уйдем? Что-то плохое? – заволновалась Ринка.

– Да нет… Наоборот,… хорошее. Но за сердце трогает очень.

Трогает, да.

Комната полутемная, хорошо проветриваемая. Освещение мягкое. И кроме них, хотя кресел целых шесть, никого.

Оказывается, это сложно, когда сердце раскрывается, оживает, как когда-то вновь. Когда в нём снова нет обид, когда дни яркие, волшебные, когда будни просты и легки, когда тебя в них любят.

– Если не торопимся, давай… посмотрим еще?

– Конечно, посмотрим, – кивнула Анжела, – я сняла, чтобы… выдохнуть…

Ирине понимала, о чем речь. Они обе с намокшими глазами взглянули друг на друга с улыбкой. А после синхронно, как космонавты из одной команды, надели наушники, улеглись.

Пусть будет детство, думала Ринка, пусть будет папа. Или редкие моменты из школы – она пересмотрит их все. Она переживет их заново, она позволит себе прочувствовать каждый настолько глубоко, насколько сможет.

По отцу, конечно, скучалось, но ведь она вернется к нему. И он не постареет ни на день, ни на минуту. Она обязательно обнимет его по возвращению крепко-крепко, вдохнет его родной запах и погладит по морщинистым щекам. Он в отличие от матери, которая только и делала, что ныла про генетику, про хирургов, про то, что ей, вероятно, придется тратить тысячи евро на «пластику», умел любить просто и по-настоящему. И дочь научил.

Ирине закрыла глаза.

Увидела, однако, не папу…

Увидела совсем другое.

Та же лестница, та же дверь, как она полагала, в «Альфанс». И мужик за стойкой, сообщающий, что «посетительница пришла». А после вышел из завешенной строительным полиэтиленом тот, кого она готова была облизать глазами. Александер. Статный, высокий, невероятно красивый. Сдержанный и мужественный, смотрящий на её одежду с недовольством. Одно слово «переодень».

Дальше он же в машине; они едут в лес ловить маньяка, а Ринка опять любуется его руками, ощущает его спокойствие и невероятную тягу. Значит, всё взаправду, и момент жизни самый счастливый несмотря на то, что произойдет часом позже.