Шрифт:
Да, она дойдет. Ей не хочется встречаться с соседками, но ведь она всего на десять минут. Возьмет вещи из комнаты, посетит душ, переоденется и покинет комнату. Делов-то.
Тесса допила воду, поднялась, бросила пустую бутылку в урну, зашагала вперед. Да, сегодня она выпьет, пусть немножко. Посидит где-нибудь, подумает, быть может, про Алана. Хотя, почему про Алана? Он хоть и был симпатичным, но оставался для неё приземленным, понятным. А вот Информатор… Но ведь не признаешься же, что тебе запомнились те руки, состоящие из свечения, то касание, то странное тепло. Которое бы хотелось испытать еще раз. С Кирхофом, насколько бы хорошо он ни дрался, Тесса была в этом уверена, испытать подобное было невозможно.
– Послушай, нельзя тебе дальше существовать без имени.
Ей нравился розовый уличный свет, мягкость окутавшего вечера.
«– Почему нельзя? Всегда существовал»
– Вы друг друга никак не называете, что ли?
«– Мы не используем для этого речь…»
– А, ну да. – Снова заумства. – Но я бы хотела называть тебя именем…
«– Каким?»
– Каким-нибудь умным, раз ты умный. Глубоким. Мужским.
«– Кем же я стану? Дунканом? Мартином? Брайаном?»
– Неее… – Тереза, шагая, размышляла. – Может, Диквелом?
«– Хм… – Долгая пауза, размазанные во времени размышления. – Что ж, я понял, что с твоего родного языка это словосочетание близко к «Ди Квелле», что означает Источник или Первоисточник. Умно. Но где же мужественная часть моего имени? Дик – не подходит…»
Она прыснула; на Терезу покосилась проходящая мимо тетка.
– Ты же сам говорил, что не имеешь возраста, значит, можешь оказаться стариком. Или вообще девочкой, раз не имеешь пола. Значит, мужественность имени не обязательна.
«– Ты так думаешь?»
Тесса остановилась, у неё почти подкосились. Потому что Информатор произнес эту фразу таким бархатистым, сексуальным тоном, что Тереза моментально поняла, что, несмотря на малую тягу к сексу, далеко не фригидна». А остановилась она, потому что у нее спазмировали мышцы влагалища. Черт, так же нельзя… Прямо на улице.
– Сделай это еще… – Она стояла, опершись на очередную скамейку, сжимала ноги и глупо улыбалась.
«– Моей хорошей девочке нравится?» – бархатистость нежно погладила её по всем эрогенным зонам. Интересно, кто-нибудь знал об этой их способности, кроме неё? Что Информаторы умеют не только информировать, но и работать дистанционными вибраторами? А он могуч. Одним голосом активировал в ней состояние «течки».
– Ты только что отбил меня у Алана. Знаешь об этом?
На том конце смеялись.
Вот шутник.
До общежития улыбка так и не покинула её лицо.
* * *
Анжела
Здесь закаты начинались раньше и тянулись дольше. Будто время сумерек желало укутать прохожих флером романтики, погрузить их в мистические и теплые мысли, позволить твориться на своей территории амурным делам. Лике это нравилось. В Саранске было не так: вот розовые оттенки неба, вот сумерки, вот синева на пять минут, вот ночь. Тут же можно было пропускать через все спектры чувств многочисленные мечтательные оттенки.
Они пробыли в комнате всего минут пятнадцать, когда вернулась Тесса. Усталая и напряженная, с разбитой скулой. Не здороваясь, принялась рыться в шкафу, искать одежду, что-то еще. Вытащила «банный» пакет, хмурая подошла к инфобоксу и принялась тихо ругаться:
– Всем разом приспичило помыться? Это просто помывочная, а не общежитие… Ни одного свободного слота…
Откликнулась сидящая на постели Ринка.
– Ты можешь сходить вместо меня. Моё время как раз через несколько минут, а я позже. Запишусь еще раз, не горит.
Пёсина, не привыкшая к доброте, какое-то время смотрела на Ирине.
– Ты уверена?
– Да. Схожу в десять, в одиннадцать. Как освободится.
– Спасибо.
Лика не думала, что мелкая готка знает это слово. До того, как Тереза вернулась, Анжела как раз показывала Ринке пластырь-камеру, и её же теперь держала в руке. Родилась вдруг спонтанная недобрая мысль… Она подошла к Тессе якобы для того, чтобы вытащить у той из волос застрявшую хвою, сама ненароком, почти как профессиональный фокусник, коснулась чужого лба. Камера прилипла незаметно и тут же растворилась.
– У тебя тут застряло… По лесу гуляла, что ли?
Пёсина дернула головой – отвали, мол. Но промолчала. Сгребла свой пакет, покинула комнату.
А Лика, убедившись, что они остались одни, шепнула Ринке.
– Я приклеила на неё камеру.
– Зачем?! Хочешь… постебаться?
Видно было, что в лексиконе Ирине это слово нечастое, непривычное для рта.
– Да нет, просто подумала, что мы про неё ничего не знаем… Это поможет узнать.
– Она же её смоет в душе.
– Возможно, смоет. Или нет. Если нет, завтра она будет что-то делать, с кем-то говорить, мы понаблюдаем.