Махтано в очередной раз покачал головой, обведя взглядом комнату, отряхнул шляпу и нахлобучил ее.

— Так и знай: я все это категорически не одобряю. И поэтому на почту ходить отказываюсь. Из принципа.

На этом они прохладно попрощались.

И все же принца такая мелочь уже не остановила. Вскоре он «вернулся» и стал справляться сам, тем более что караулящих возле почтамта ротозеев поубавилось. Схема быстро наладилась, а собственное самоустранение уже не позволяло Махтано с прежней регулярностью пытаться вправить ученику мозги. Финвэ тоже испытывал мало восторга от происходящего, а надежды, что принц быстро наиграется, стремительно таяли…

— Ладно, что теперь спорить. Хорош был план или нет, мы уже не узнаем, — хлопнул себя по колену Финвэ, поднялся и, вытащив из маленького Тириона подзорную трубу, отошел к окну.

Оно было закрыто по сезону, поэтому грохот, который долетал из мастерской в отдалении от дома, долетал приглушенно. Махтано прислушался к нему и невольно поежился.

Мало ему было беспокойства с неуемным учеником, так еще и Нэрданель все больше тревожила своей излишней увлеченностью, затем всерьез расстроила подавленным видом, а затем не на шутку испугала тем демаршем насчет отъезда в Валимар. Поэтому когда месяца два назад она снова повеселела, оттаяла, Махтано не мог нарадоваться. Впрочем, он списывал все на их уроки ваяния, которые, увы, пришлось действительно начать. И которые — увы! — продвигались пугающе успешно.

— Куруфинвэ, может быть, останешься на ужин? — позавчера вечером привычно спросила Нинквэтиль, когда ученик заглянул к учителю и занес какую-то давно потерянную книжку.

— Не откажусь, леди Нинквэтиль.

Здесь ему следовало насторожиться и почуять что-то. Вместо этого он увлеченно листал ту самую книжку, вспоминая, о чем она вообще. Поэтому не заметил ни изумленного лица жены, ни того, как Феанаро вдруг переглядывается с Нэрданель, ни, кстати, того, что та вообще откуда-то вдруг появилась. Так что насторожило его только «мы» во фразе «Мы хотим кое-что сообщить». А потом он решил, что ослышался.

— Ториэль, милая… Я думаю, нам нужно поставить еще чаю. Или вина. Или бренди… Или, — он беспомощно взглянул на застывшую с открытым ртом Нинквэтиль, — или каких-нибудь капель…

И совсем потом он лежал на диване в гостиной с влажным полотенцем на голове и, ни к кому конкретно не обращаясь, сообщал, что «эти двое меня с ума сведут». Что если каждому в отдельности он еще мог противостоять, то вот теперь они объединят усилия, и все — поминай, как звали…

Нинквэтиль сидела здесь же и заботливо придерживала полотенце. Рядом, хочется думать, пристыженные, стояли Нэрданель и Феанаро — она с каплями, он с медным тазом.

Что происходило во дворце, он пока не решился спрашивать. Финвэ заявился после полудня с непроницаемым веселым видом и, ни слова о произошедшем не говоря, с порога принялся шутить — с потрясенной Ториэль, с не менее потрясенной Нинквэтиль. А уже наедине, в кабинете стал упорно оплакивать свою нелепую задумку с лжемастером Ф. Тем временем в мастерской возле дома с самого утра продолжалось вызывающе шумное разграбление.

Вспомнив все это, Махтано покачал головой и с надеждой заглянул в чайник. Чайник был пуст, и только с крышки громко закапало на подсунутую под него газету. «Сенсационное признание: высший свет потрясен». Еще несколько газет пачкой лежали на краю стола, заголовки там тоже были, как на подбор: «Срывая маски», «Тайное и явное», «А что же король?..» Где-то среди них спряталась и заметка, вырванная из «Колокола»: главный редактор «Золотого листка» неожиданно закрыл свою конторку и без объяснения причин переехал в Валимар. Заметку Махтано подобрал на полу в коридоре.

— Зна-ешь что-о… — тем временем взялся за свое Финвэ. Он по-прежнему увлеченно рассматривал в трубу что-то там за окном.

Грохот из мастерской как раз стих, в кабинет теперь долетали только шаги Ториэль — она с удвоенным рвением хозяйничала на кухне. Нинквэтиль, надо думать, снова села перебирать старые вещи. Утром она решила пройтись, но едва вышла на улицу — натолкнулась на какого-то липкого хлыща с карандашом и папкой и поспешно возвратилась…

Внезапно Финвэ отпрянул от окна, опустил трубу и то ли озадаченно, то ли смущенно потер переносицу.

— Знаешь что?! — вдруг с большим жаром повторил он, оборачиваясь к Махтано. Поставил трубу на подоконник, решительным шагом подошел к столу и сел. — У них ведь еще и дети будут! Какой уж тут чай?!