С каждым годом фон Пельницу все тяжелее становилось декламировать "Колокол", и раскаты грома в его чтении слышались все чаще.

После каждого базара фон Пельниц надеялся сделаться кавалером ордена герцогского дома. Фон Пельниц уже обладал медалью за искусство: ее высочество герцогиня милостиво изволила пожаловать медаль господину фон Пельницу в день двадцатипятилетнего юбилея. Фон Пельниц в день своего двадцатипятилетнего юбилея исполнял роль Ромео.

Ее высочество проходила по залам и покупала что-нибудь у каждого столика.

У супруги обер-бургомистра она покупала пфеферкухен [имбирные пряники], -- супруга обер-бургомистра сама их пекла.

– - Я с особенным удовольствием ем ваши пфеферкухены, -- говорила ее высочество.

Каждый год ее высочество ела пфеферкухены супруги обер-бургомистра с особенным удовольствием. Все хозяйки резиденции выпросили себе рецепт "пфеферкухен ее высочества".

Обойдя все столы, ее высочество осматривала выставку. Там был зверинец. Молодой преподаватель гимназии выставил ученую свинью. Она говорила хрю-хрю, когда ее щекотали.

Ее высочество принцесса Мария-Каролина смеялась так, что графиня фон Гартенштейн начинала кашлять.

Графиня Теодора-Анна-Амалия фон Гартенштейн вообще не понимала, почему ее высочество иногда, -- "и по самым неуместным поводам, моя милая", говорила она mademoiselle Leterrier, которая жила в дворцовом флигеле в качестве заведующей бельем, -- позволяет себе так хохотать, -- "взрывы хохота, моя милая", -- помирать со смеху.

– - Ах, вы, конечно, знаете, -- говорила графиня фон Гартенштейн, -- горе в том, что она никогда не обладала грациею. И когда она так смеется...

Графиня фон Гартенштейн не умела выразить своего сожаления. Статс-дама, графиня фон Гартенштейн, смеялась всегда скромно, закрывшись своим платком.

– - Не всякий имеет l'air du trone [здесь: дух трона -- фр.], -- говорила mademoiselle Leterrier.

Она была, мягко выражаясь, не обрадована тем, что принуждена была довольствоваться положением простой экономки.

Графиня фон Гартенштейн бросала в пространство взгляд, полный отчаяния.

– - Дорогая моя, о высоких особах лучше молчать.

Ее высочество осматривала весь базар. У выходных дверей обер-бургомистр держал речь. Все время, пока он говорил, верхняя часть его тела двигалась так, словно он собирался рубить дрова. Когда речь кончалась, ее высочество несколько времени стояла и припоминала подходящие слова. Потом она говорила:

– - Благодарю вас. Я очень тронута...

И уходила, когда остальные еще стояли и ждали, что она скажет еще что-нибудь.

Нелегко было ее высочеству сказать что-нибудь.

Так же бывало и в тех случаях, когда ее высочество прибивала к древку знамя стрелкового общества, или закладывала первый камень.

Проходили дни, один как другой. Не было никакого изменения. Все постоянно оставалось по-старому.

Иногда, когда ее высочество, прогуливаясь по террасе, вдруг взглянет на бесстильный, печальный, зеленый дворец со многими маленькими окнами с мелкими переплетами, на старые пушки, поломанные и заржавленные, расставленные перед высокою лестницею, и на часового, -- единственное мужское существо, которое постоянно ходит здесь взад и вперед, -- ощущала она такую тоску, словно весь этот зеленый замок на одно мгновение лег на ее грудь. Она видела рядом с собою графиню фон Гартенштейн, которая шла припрыгивая, манерно, как танцовщица. И ее высочество ускоряла походку, раздраженная этим вечным сопровождением.

Но графиня фон Гартенштейн поспешала за ее высочеством.

С прогулки возвращалась ее высочество к своим водяным краскам или к своим вышиваниям.

Графиня фон Гартенштейн читала вслух из Revue des deux mondes ["Обозрение двух миров" -- либеральный парижский журнал].

По вечерам сидела ее высочество в придворном театре в своей ложе. Молодые начинающие артисты или заслуженные благородные отцы отзванивали на сцене стихи Шиллера.

Ее высочество слушала их полусонно, как в телефон. ее высочество обмахивалась веером. Трепещущие ноздри выдавали зевок, который ее высочество пыталась скрыть.

Так шло время, и так текли дни, день за днем. И случалось, что ее высочество с внезапным удивлением замечала, что поля и лужайки вдоль домов начинают зеленеть, и что на кустах при дороге набухают почки.

– - В самом деле, уже весна?
– - спрашивала она.

– - Через две недели будет день рождения его высочества герцога, -- говорила графиня фон Гартенштейн.

– - Да, конечно, -- говорила ее высочество, и смотрела вниз на зеленеющие поля.

III.