Шрифт:
– Это…
– Да, она, – сказала Рейн-Мари. – Долго искала. Оригинал.
– Единственная в своем роде? – спросила Хания, подходя почти вплотную к маленькой фотографии одного кристаллика снежинки.
– И как вы съездили к Гортонам? – поинтересовался Арман.
Рейн-Мари начала рассказывать, а он наблюдал за Ханией. Она удобно устроилась в кресле у печки и смотрела в темноту за окном.
– Ты не говорила им об их матери и о Юэне Камероне?
– Нет. Не каждую правду стоит озвучивать. У них есть коробка, они могут посмотреть ее содержимое, если им интересно. Я думаю, они догадываются, что внутри есть что-то необычное, но в любом случае у них остается выбор. – Она взглянула на гостью и, понизив голос, произнесла: – Я думаю, она больше не хочет.
– Не хочет чего? – не понял он. «Убивать?»
– Быть героиней Судана. Посмотри на нее. Она почти совсем ребенок. Наверное, она хочет жить нормальной жизнью. Просыпаться и встречаться с Кларой в бистро за завтраком. Обсуждать книги с Мирной. Заглядывать к нам на чай или обед и не беспокоиться обо всех девочках, обо всех женщинах, которые ждут, когда она придет и спасет их.
– Утихомириться, – сказал Арман.
Она смотрела, как он ставит чайник. «Если бы только это было возможно».
Когда Рейн-Мари вернулась в гостиную, Арман подошел к Хании с чашкой чая.
– Вы не возражаете? – Он кивнул на кресло, стоящее напротив.
– Бога ради.
Он сел с мыслью о том, что Хания, казалось бы, царит везде, где бы ни появилась. И в то же время она всюду чужая.
– Вы убили Дебби Шнайдер?
Брови Хании исчезли под хиджабом.
– Светский разговор, старший инспектор?
Он улыбнулся и промолчал.
– Или вы так расследуете преступления? Снова и снова задаете один и тот же вопрос, пока вам не отвечают «да»?
– Или пока не наступает время ложиться спать.
Это было заявлено так громко, что удивило даже ее. Она рассмеялась.
– Что ж, – произнесла Хания наконец, – я могу сказать по этому поводу, что ваше расследование – настоящее говношоу, если вы все еще подозреваете меня. Так у вас говорят, да? «Говношоу»? Меня Рут научила этому слову. Она рассказывала, как Клара делала карьеру в живописи.
– Да, есть такое словечко. Вы не ответили на мой вопрос.
– Так вы его всерьез задавали?
Он уже не улыбался. Смотрел на нее задумчиво и строго.
– Нет, я ее не убивала. Я вам правду сказала в прошлый раз. Убить человека не означает уничтожить его идею. И если бы я хотела покончить с профессором Робинсон, то как глупо было бы с моей стороны убить не того человека! Такого просчета я никогда бы не допустила.
На некоторое время воцарилось молчание, столь напряженное, что кругом будто потрескивали электрические искры.
– Мы все совершаем ошибки. На морозе, да еще в темноте, в спешке… Можно и обознаться.
– Верно, – сказала она. – Но не такие ошибки. Человеческая жизнь священна. Это нечто иное. Я узнала это в лагерях. Когда видишь перед собой столько смертей, начинаешь ценить жизнь. Когда видишь столько жестокости, начинаешь ценить доброту.
– Но признаете ли вы ее? Потому что она там. – Он показал на соседнюю комнату. – А вы здесь. – Он поставил чашку. – Я иду в гостиную. Хотите пойти со мной?
– Нет. Мне и тут хорошо.
Он кивнул:
– Если передумаете…
«Ральф, что ты делаешь там?»
Но кое-какое представление о том, что делает Хания Дауд, он имел.
Глава сорок третья
– Не уснуть? – спросил Арман.
Хотя шел третий час ночи, Жан Ги не вздрогнул от неожиданности, когда раздался этот голос. Он слышал шлепанье тапочек по полу кухни и узнал походку.
– Я со времени рождения Оноре и не спал по-настоящему, – сказал он.
– Чая? – Арман развернулся с чайником в руке.
Бовуар хотел было отказаться, но потом понял – да, чашечка хорошего чая не помешает…
«Господи боже, – подумал он, – я заразился».
– Да, спасибо. Вы слышите? – Жан Ги привстал, напрягся. На лице мелькнуло тревожное выражение.
От входной двери доносился какой-то звук.
– Все в порядке, – успокоил его Арман, закручивая кран. – Я как раз собирался сказать тебе…
– Что, уже утро? – Вошла Изабель.
Щеки ее раскраснелись после короткой прогулки. Она принесла из гостиницы поднос, накрытый клетчатым кухонным полотенцем. Из-под клетчатого фланелевого халата Изабель выглядывала фланелевая пижама в горошек.