– Вроде да.

– Заблуждение и безумие, – сказал Стивен, возвращая книгу Арману.

– Мне нужно задать тебе несколько вопросов о вчерашнем вечере, – проговорил Арман. – Мы считаем, что мадам Шнайдер убили около полуночи, плюс-минус минут десять.

– Когда мы все были заняты другими вещами, – кивнул Стивен.

– Именно. Ты где был?

– В гостиной, потом мы с Рут вышли посмотреть фейерверк.

– На мороз?

– Ну разве же тут угадаешь…

«Когда это будет в последний раз», – мысленно закончил за крестного Арман.

– Вы с Рут не видели в это время Дебби Шнайдер?

– Откровенно говоря, я даже не знаю, как она выглядит. Я был в курсе, что вместе с Колетт приехали профессор и кто-то еще, но на «кого-то еще» внимания не обратил.

– Не заметили, чтобы кто-то входил в лес?

– Нет. Мы вернулись в дом очень быстро, сразу, как фейерверк закончился.

Они поговорили о впечатлениях Стивена от вечеринки. Как и все остальные, он ничего подозрительного не видел, но отметил некоторое напряжение, временами переходящее в обмен колкостями.

– Она и святой идиот явно перешли грань, – сказал Стивен. – Ты не думаешь, что это он?

– На данном этапе под подозрением все.

– Включая меня? – спросил Стивен со смехом. Но Арман не рассмеялся за компанию, и старик внимательно посмотрел на крестника. – Ты же не считаешь, что я и вправду стал бы убивать мадам Шнайдер?

– Нет, не ее. Но я думаю, что ты мог бы убить Эбигейл Робинсон. Возможно.

Стивен Горовиц не воспринял это как оскорбление, как принижение его репутации, напротив – он отнесся к словам крестника как к комплименту.

– Ты прав, ее нужно остановить.

Арман откинулся на спинку стула и уставился на крестного:

– Ты…

– Нет, это не признание. А признался бы я, если бы действительно пошел на убийство? – Стивен замолчал, задумался. – Да, вероятно, признался бы.

– «Жизнь в тюрьме не такая уж тягость…»

Старик улыбнулся:

– Я увидел фейерверк. Знаешь, профессиональные фейерверки – это настоящее шоу, но я предпочитаю скромные, деревенские. Приятно посмотреть, как дети пытаются бенгальскими огнями выписать свое имя. Машут ими, словно волшебными палочками.

Стивен взмахнул руками, словно стоял за дирижерским пультом. Арман наблюдал, как он выписывает имя. Не свое. Другое: И-д-о-л-а.

– Так, вижу, родителей мадам Шнайдер известили, – сказала Изабель Лакост.

– Да, полиция Нанаймо посетила их вчера вечером. – Жан Ги посмотрел на большие часы, висящие на стене. Разница во времени между Квебеком и Британской Колумбией составляла три часа. – Мы позвоним им через несколько часов. А еще нужно поговорить с заведующим кафедрой в университете, где работала профессор Робинсон.

Поскольку они не знали, кто был намеченным объектом убийства, им приходилось занимать неловкую позицию, основанную на предположении, что убиты обе – и Дебби Шнайдер, и Эбигейл Робинсон.

– Тебе теория ста обезьян о чем-нибудь говорит?

Стивен ушел, и теперь, как это часто бывало, в кабинете тихо сидели Арман и Рейн-Мари. Арман перебирал отчеты, приводил в порядок мысли, Рейн-Мари просматривала коробки с материалами от клиента.

Она сняла очки и взглянула на мужа. Глаза у нее покраснели, под ними от недосыпа залегли тени. Если Арман, которому было не привыкать к виду мертвых тел, уснул мгновенно, то Рейн-Мари долго лежала без сна, думая об убитой женщине.

Она воображала, как Дебби Шнайдер расхаживает по уютной гостиной, не подозревая о том, что вскоре с ней случится. Ей в голову не приходит, что кто-то в этой комнате собирается ее убить…

Если когда-нибудь у Рейн-Мари и были основания лежать без сна, глядя, как колышутся занавески, то именно в эту ночь.

Человек, которого они знали, был убит. Человек, которого они знали, совершил убийство.

– Сто обезьян, Арман? Ты хочешь сказать, что такая теория действительно существует?

– Винсент Жильбер упомянул о ней вчера, когда разговор зашел о том, что открытия профессора Робинсон вызывают все больше энтузиазма.

И Гамаш рассказал жене о теории ста обезьян.

– Очень интересно, – произнесла Рейн-Мари, когда он закончил. – Так ли оно на самом деле – вот что мне хотелось бы знать. – Она посмотрела на документ, лежащий у нее на коленях. На нем не было никаких обезьянок, а вот на старом, только что прочтенном ею письме от сестры Энид Гортон обезьянка была. – Я потеряла счет найденным мною обезьянкам, – добавила она. – Может, сотня и наберется. Или больше. Или меньше. Не думаю, что число имеет какое-то значение.