О сравнении с остальными и речи не шло. От подчеркнуто парадного, королевского Барад-Эйтель с его изысканно-строгим дворцом-крепостью, его белыми стенами, резными фасадами, башнями, лестницами и террасами садов остались одни черные развалины; в них скрывались жалкие, совсем отчаявшиеся беженцы, а хозяйничали мародеры, ангбандские патрули и поселившиеся в норах обгорелых домов разбойничьи шайки. Беззаботно-праздный, сытый, окруженный поясом всегда бдящих постов-фортов Нарготронд был меньше, и ему некуда было расти. А Гавани Сириона, еще недавно тихий рыбацкий поселок, стремительно оплывали окраинами нищих халуп и бараков; в нынешней обстановке Гавани имели равные шансы стать как самым населенным и бестолковым городом Белерианда, так и самой большой в нем братской могилой.

Амон-Эреб в Дориате за город не считали вовсе.

Амон-Эреб

13 часов 28 минут

— Виноват: не сдержался, — через полотенце пробубнил Турин, подходя к окну и останавливаясь рядом с Белегом. За окном был парк, виднелось крыло того самого здания с флагами, а поверх угадывались одинаковые деревянные крыши новых кварталов. — Тьфу, скажи мне: кажется, или правда вода странная? Трубы, что ли, проржавели?

— Нет. Вода термальная. Из железистой скважины.

— А-а… — протянул Турин, снова понюхал полотенце и невольно повторил старую шутку с мрачным подтекстом: — Тогда понятно, голодрим к железу не привыкать, принюхались.

На склонах Амон-Эреб действительно било несколько десятков источников разной температуры и самого разного состава. В прежние мирные годы они, а еще живописные богатые леса, мелкие речки и теплые озера вокруг привлекали сначала искателей хорошей охоты, а затем и желающих просто и праздно отдохнуть: постепенно наезжать стали со всего Белерианда.

— Всю душу вытряс, как нарочно. Кто это был-то? Амрод?

— Амрод, — подтвердил Белег и успокоил: — Нет, Турин, все хорошо. Даже правильно. Считай, прошел первую проверку.

— На тряскость?

— На испуг.

Подчеркнуто беспечный Амрод остался возле автомобиля, а по его знаку капитан Оровальдо и все те же двое пехотинцев сопроводили Белега и Турина по ступеням вверх и дальше — через гостиничного вида нарядный вестибюль. Внутри атмосфера была совсем не гостиничная: сплошь вооруженные военные, кто спешащий налегке, кто с бумагами под мышкой, кто со свертками и нанизанными на кольца большими связками ключей. Взгляды — заинтересованные, мрачные, приветливые, враждебные — провожали до самых дверей, но никто не останавливался, не здоровался и не пытался заговорить.

По ту сторону вестибюля обнаружилась плотно заставленная ящиками и тюками мраморная балюстрада, за ней прикрытый от шума площади очень приятный внутренний парк. Лужайка и клумбы, выключенный фонтан с зачехленной статуей, а дальше живописные, типично голодримские террасы с валунами, стелющимся кустарником, вересками и мхами забирались вверх — прямо по склону поднимающейся впереди пологой, но внушительной в своем одиночестве Амон-Эреб.

«Для вас подготовлена комната в гостевом флигеле, — сообщил капитан Оровальдо, когда приблизились к небольшому двухэтажному строению, похожему на давно переделанный охотничий домик. Дом побольше — фантазийное подражание замку, наследие беззаботных дней Долгого мира — серел выше по склону, а совсем наверху, на широкой вершине горы, виднелся среди деревьев край самой Taras Telda, Последней крепости. — Встреча состоится позднее, я за вами зайду. Пока можете отдохнуть часа два. Обед подадут. И это… от глупостей, пожалуйста, воздержитесь».

— …нашли пугливого… — зевнул Турин. Ему быстро надоело смотреть и на зеленый парк, и на темнеющие тут и там фигуры часовых. Он отвернулся от окна и, как был, завалился на постель, закинул за голову руки. Через минуту затих, задышав приоткрытым ртом.

Через полтора часа капитан Оровальдо постучался к ним в комнату и выглядел уже заметно посмурневшим. Сам внес небольшой чемодан и вещевой мешок, профессионально огляделся и впустил из коридора горничную в черном платье, белом фартуке и с подносом под салфеткой. Попутно сообщил: «Глаурунг» дорогу одолел благополучно и даже за вполне приемлемое для такого своеобразного механизма время. А вот назначенной встречи (и за это приносятся извинения) придется подождать еще — крайне желательно в пределах этой самой комнаты.

На комнату, впрочем, жаловаться не пришлось. И обстановка была добротная, со старым охотничьим шиком, и отдельная ванная с горячей водой, и даже мебель и картины поменяли не далее как накануне: Белег из чистого интереса заглянул под ближайший натюрморт и убедился — пятно на обоях было раза в два меньше внушительной золоченой рамы.

Но на этом интерес и заканчивался, и опасения капитана, не озвученные, но понятные, были напрасны: слоняться по проездам Амон-Эреб и высматривать какие-то секретные сведения было совершенно ни к чему. Сведений этих из густонаселенного равно голодрим, синдар, нандор, авари и людьми города хватало с избытком, а после долгой дороги, особенно последнего ее отрезка, пришлось достать из кармана помятый бумажный пакетик — рецептурный порошок доктора Курмина «на случай скверных дней». Так что передышка была необходима: Белег настежь распахнул окно, присел на подоконник и позволил теплому еще здешнему солнцу как следует себя погреть.

Город Амон-Эреб, а вернее поглотивший его огромный военный лагерь из рядов одинаковых бараков, амбаров и полевых палаток, стоял под северными склонами горы и почти не менялся уже восемнадцать лет. Все силы здесь уходили на защиту рубежей, добычу сырья и необходимое для выживания производство, а потому ни о каком нормальном гражданском строительстве не могло быть и речи.

Но задолго до этого вынужденного переселения, задолго до появления первого подобия города на Амон-Эреб поселились охотники-нандор. Деревня их была где-то неподалеку, может даже на месте той самой встретившей их площади. От деревни ничего не осталось, зато южнее, на пологом уже подножье, остался и содержался в полном порядке монумент — грубо обработанный валун с выбитыми по всей поверхности именами. Вокруг разрослась небольшая буковая роща, и здешние нандор и синдар, а по их примеру и голодрим не забывали приносить туда цветы.