Сколько времени я пребывал в несознанке на этот раз, сказать было трудно. Может, минуту, может, час, а может быть и еще один год мимо промчался. Радовало одно — сейчас голова у меня абсолютно не болела! Да и все тело переполняла такая непередаваемая легкость, какой я в жизни не испытывал (если учесть, что помнил я лишь несколько часов от силы)! Прямо настоящее блаженство!

Вздохнув с облегчением, я открыл глаза и с интересом осмотрелся. Лежал я в небольшом рабочем кабинете с высоким потолком на кожаном диване с высокой спинкой. У большого и покрытого морозными узорами окна стоял массивный стол, покрытый основательно потертым зеленым сукном. Вдоль стен — высокие деревянные шкафы, забитые какими-то книгами, размохраченными тетрадями и пухлыми папками. В кабинете имелся даже сейф — большой железный ящик, выкрашенный белой краской и раскрячившийся в углу рядом со столом.

В кабинете никого не было, поэтому я закрыл глаза, продолжая наслаждаться этим изумительным состоянием, когда ничего не болит. Да я даже пошевелиться боялся, чтобы ненароком не прервать эту настоящую эйфорию.

Но долго расслабляться мне не позволили — скрипнула входная дверь, и в кабинет стремительной походкой вошел человек в белом халате. На вид ему было глубоко за шестьдесят. Густые, но основательно побитые сединой волосы врача были зачесаны назад, а белоснежные усы и аккуратная бородка клинышком делали его похожим на сказочного доктора Айболита. Да и вид он имел самый добродушный.

Заметив, что я пришел в себя, врач довольно улыбнулся и подошел к дивану.

— Ну-с, молодой человек, как мы себя чувствуем? — поинтересовался доктор, присаживаясь на стул, стоявший возле дивана.

— Никогда себя лучше не чувствовал! — абсолютно искренне ответил я ему. — Спасибо, доктор! Не знаю, правда, вашего имени-отчества.

— Лазарь Елизарович Рыжов, — представился врач. — Медик четвертого ранга Силы и, по совместительству — главный врач этого госпиталя.

— Мамонт… Это имя такое, — поспешно добавил я. — Мамонт Быстров…

— А ведь я вас прекрасно помню, молодой человек, — печально произнес Лазарь Елизарович. — Ведь это ко мне в госпиталь вас доставили год назад… И я не смог вам помочь — всего моего целительского дара не хватило… — И он виновато развел руками. — Слишком мощным оказалось воздействие вражеского Менталиста на ваши нейронные связи, да и повреждения, нанесенные близким разрывом мины, практически не оставили вам шансов. Тело я вам, как смог, починил — а вот с мозгом произошли необратимые изменения. Я до сих пор не понимаю… Как… как вам удалось восстановиться?

— Лазарь Елизарович, — я усмехнулся, глядя в мудрые глаза Целителя, — спросите чего полегче! Я только несколько часов назад пришел в себя и ни черта не помню! Даже имени своего…

— Да, я знаю, — кивнул врач. — Но за это время уже успели совершить невозможное! Как вам удалось уничтожить троих вооруженных головорезов, в таком состоянии? Ведь у вас ярко выраженная ригидность левой половины тела! Я уже умолчу о том, что год назад вы вообще были парализованы! Но, ведь и сейчас вас практически не слушаются рука и нога!

— Не знаю, доктор… — Пожал я плечами. — Как-то получилось… А рука с ногой слушаются, только очень плохо…

«У меня правильнописание хромает. Оно хорошее, но почему-то хромает[1], — неожиданно возникла смутно знакомая цитата у меня в голове, вторящая моему ответу врачу. — И пенсия хорошая, только маленькая[2], — тут же догнала её вторая».

Ну, вот, откуда это опять из меня вылезло? Причем тут какое-то правильнописание? И пенсия? Ведь лет-то мне всего лишь двадцать пять?

— Что-то случилось? — Видимо, заметив некоторую нервозность в моем взгляде и «повышенную» задумчивость, поинтересовался Рыжов. — Вам плохо? Хотя, я ничего такого не замечаю в вашем организме… — убежденно произнес Медик, слегка поводив надо мной раскрытыми ладонями.

— Да, нет, доктор, — мотнул я головой, — чувствую я себя прекрасно! Спасибо вам! Просто мне в голову постоянно лезут какие-то мысли… Чужие… странные… одним словом, мне такие не свойственны, — решительно произнес я. Кто знает, может быть, этот Медик сумеет мне помочь от них избавиться?

— А отчего вы-таки решили, что эти мысли чужие и вам не свойственные? — ехидно прищурившись, спросил меня Лазарь Елизарович. — Ведь вы совсем ничего не помните? Может быть, это как раз и возвращается ваша потерянная память?

— Не знаю… — Вновь пожал я плечами. — Только уж очень странные мысли в голову лезут, товарищ доктор…

— Например? — Живо поинтересовался Медик.

— Я вот только что про пенсию подумал, — решил поделиться с доктором тем, что никак не давало мне покоя, — что она у меня хорошая, но маленькая. Следом же подумал: какая нафиг пенсия, когда мне только двадцать пять? Но и это не самое страшное…

— А что же?

— А то, — выдохнул я печально, — чувство такое у меня… как будто я не двадцать пять лет прожил, а все сто два года!