Ждали с надеждой второго узи, чтобы узнать, поднимается ли плацента.

Но не дотянув до узи две недели, Аду снова кладут в больницу с болями и тонусом.

Плацента не поднималась.

Через месяц Аду снова положили на сохранение с угрозой выкидыша. Еще через два с половиной месяца уже с угрозой преждевременных родов.

Девочка моя все говорила, что надо дотянуть до тридцати шести недель. Но я вижу, как ей тяжело. Она пытается еще бодриться, неугомонная.

– Адам. Ты за рулем?
– спрашивает меня Руслан Русланович.

– Да.

– Тормозни где-нибудь.

Понимаю, что раз просит такое, то случилось нечто плохое. Черной лапой страх сжимает все внутренности, не дает сделать вдох.

Торможу, включив аварийку.

– Что с Марком?
– спрашиваю, а самого колотить начинает.

– С ним все в порядке. Со мной он, не переживай.

Выдыхаю. А потом новая волна страха накатывает.

– Ада?

– Она в больнице. У нее началось кровотечение. Сейчас уже, наверное, на операции. Извини, что сразу не позвонил, некогда было. Ставил на уши роддом. Но когда ее увозили, она была в сознании.

Хорошо, что бывший тесть сказал остановить машину. У меня прям звездочки перед глазами, в таком состоянии и до аварии недалеко.

– Спасибо, Руслан Русланович. Я как раз в город заезжаю. Сейчас поеду в больницу.

– Ну пустят тебя вряд ли, но я бы так же поступил. Я там номер телефон сфоткал, скину тебе. Позвони, узнаешь.

Отключаюсь, с трудом попадая в красный кружок на экране.

Моя маленькая девочка. Как она, должно быть, напугана.

И я боюсь. Боюсь позвонить и спросить, как они. Боюсь спросить, жив ли наш сын.

Мне так страшно. Мне, пиз@ец, как страшно.

По рукавам рубашки растекаются маленькие капли. Понимаю, что слезы. Это приводит меня в чувство. Я должен быть сильным, а иначе какое я подставлю Аде плечо? В соплях и слюнях? Нет уж.

Завожу мотор, но не сдерживаюсь и бью руками по рулю.

– Сука! Сука! Сука!

Три глубоких вдоха. И с твёрдой рукой набираю номер роддома, который прислал тесть.

– Роддом?

– Здравствуйте! К вам привезли девушку с кровотечением. Ольховую. Как она? Как... ребенок?
– запинаюсь все-таки.

– Ольховая? На операции еще, позже звоните!

– Спаси...
– и уже коротким гудкам договариваю, -бо.

Смотрю в зеркала и выруливаю на дорогу. Позвоню, как доеду, еще раз.

Через двадцать минут подъезжаю к роддому.

Набираю последний номер снова.

– Роддом!
– рявкают в трубку.

– Здравствуйте, - голос другой, поэтому снова здороваюсь.
– Ольховую прооперировали?

– А вы кто?

– Муж!

– Мальчик у вас. Спасли. 2700.

– А роженица?
– дрожащим голосом спрашиваю. Господи, откуда я слово это откопал?

– На операции еще. Попробуйте попозже позвонить, - смягчается голос.

– Да. Спасибо.

Сбрасываю звонок, набираю новый номер.

– Привет, Адам!
– с первого гудка отвечает брат.

– У меня сын родился. 2700.

– Да ты че! Поздравляю! Вот это хорошие новости! Только вроде ж рано еще, не?

– Рановато, да. Ада еще на операции. Уже более, чем полчаса. По ней информации нет, сказали попозже позвонить.

– Всё хорошо будет, брат! Ада она сильная девочка у нас!

– Ты не понимаешь, ее с кровотечением Руслан привез сюда, - делюсь с братом переживаниями.

– Адам, с ней будет все хорошо! Она ни за что не оставит своего сына, это точно. Она смерти лапы отгрызет, еще и косу отберёт, вот увидишь. Ты где сам?

– Под окнами.

– Под чьими? Вдруг операционная с другой стороны.

– Лука, мне не до шуток.

– Щас приеду, - вздыхает брат и отключается.

Кладу голову на руль и начинаю доставать из памяти самые счастливые моменты. Прокручиваю их снова и снова. Моя лучезарная девочка. Живи, моя родная. Я же с ума сойду, если потеряю тебя еще раз.

В окно кто-то стучит. С трудом разлепляю веки - глаза снова мокрые. За окном Лука, но он уже обходит машину и садится на пассажирское сиденье.

– Звонил?

– Нет еще.

– Так звони.

Хочется потереть глаза, но там линзы, боюсь стянуть их.

Делаю глубокий вдох и беру телефон в руки. С удивление понимаю, что прошло еще сорок минут. Снова жму на экране номер роддома.

– Роддом.

По голосу уже понимаю, что это та, которая вторая.

– Скажите, пожалуйста, Ольховую прооперировали?