Шрифт:
Зная английский, французский и немецкий языки, Сергей Васильевич очень редко, вернее, только в исключительных случаях, читал книги на иностранном языке (например, произведения Федоровой «Семья», «Дети» и некоторые книги американских журналистов о России и о европейских делах).
Много хороших и интересных книг можно было достать случайно у букинистов в известных районах Нью-Йорка. Но ничто не доставляло ему большего удовольствия, чем воспоминания или очерки о любимом им А.П. Чехове. Лицо его озарялось радостной улыбкой, если, выходя после занятий в кабинет, он находил у себя на столе вновь приобретенную книгу о Чехове. В связи с этим преклонением перед Чеховым, произведения которого он так хорошо знал и постоянно перечитывал, можно указать еще, что Сергей Васильевич, узнав из газет летом 1940-го не то 1941 года о предстоящей лекции доктора И.Н. Альтшулера об А.П. Чехове, несмотря на жару и на то, что жил на даче, далеко от Нью-Йорка, поехал специально в Нью-Йорк, чтобы услышать о Чехове, повидаться и поговорить с человеком, так близко и хорошо знавшим Чехова (И.Н. Альтшулер – врач, лечивший много лет А.П. Чехова и Л.Н. Толстого).
Начиная с 1924-го и до 1939 года Рахманиновы ежегодно проводили лето в Европе, возвращаясь осенью в Нью-Йорк. Лето 1924 года они жили около Дрездена, на той же самой даче на Эмзер Аллее, как и в 1922 году. К большой радости Сергея Васильевича и всей его семьи, ему удалось выписать к себе на несколько недель из Москвы горячо любимую всеми Машу. Мария Александровна Иванова, по мужу Шаталина, была наиболее преданным Сергею Васильевичу человеком среди всех оставшихся в России друзей и знакомых, а может быть, и вообще из всех людей, знавших и любивших Сергея Васильевича и его семью. Приехав со своей матерью еще ребенком в семью Сатиных в Ивановку, она прожила много лет у последних, служа у них горничной. После замужества Наталии Александровны она перешла на службу к Рахманиновым. Способная и умная Маша (многие знали ее под именем Марины) много читала, была очень любознательна, понимала немного французский и немецкий языки, посещала концерты, театры, знала хорошо имена и произведения лучших композиторов, любила их, но выше всех на свете ставила Сергея Васильевича. Преданности и любви ее здесь не было границ, и началась она еще в те далекие годы, когда Сергей Васильевич был мало кому известным учеником консерватории. Вместе с молодыми Сатиными она поддерживала его в трудные минуты жизни, помогала всем, чем могла, радовалась его успехам и достижениям, и, не преувеличивая, можно сказать, что, вероятно, не задумываясь, отдала бы за него, Наталию Александровну и за их детей жизнь, если бы это понадобилось. Уехав из России, Рахманиновы постоянно чувствовали ее отсутствие, и, зная о том, как ей трудно доставать еду и как она ограничена в средствах, они умоляли ее, при всякой удобной оказии, и письмами, и устно через знакомых, чтобы их вещи, оставшиеся в Москве, она обменивала на пищевые продукты или продавала. Маша же, как цербер, хранила их, заставив сундуками Рахманиновых всю свою комнату, считая, что все, что принадлежит Сергею Васильевичу, – священно.
И вот после семилетней разлуки им удалось, наконец, ее увидеть. Бурной радости по приезде Маши в Дрезден не было границ; она и плакала, и смеялась, и долго не могла успокоиться. Маша умерла от рака в 1925 году в Москве.
В конце 1924 года старшая дочь Рахманиновых вышла замуж за князя П.Г. Волконского, и Сергей Васильевич с женой вернулись в Америку только в сопровождении младшей дочери.
Концертный сезон 1924/25 года начался в Англии, где Сергей Васильевич со 2 по 18 октября дал восемь концертов, возобновился в Америке 12 ноября и окончился 18 апреля. За этот срок Рахманинов выступил шестьдесят один раз.
Как было указано выше, начиная с лета 1924 года, Рахманиновы ежегодно уезжали в Европу. Прервались эти поездки только в 1940 году из-за войны. Пересекая дважды в год Атлантический океан, Сергей Васильевич с женой выбирали, по возможности, самые быстроходные пароходы. Ехали они с наиболее возможным в те довоенные времена комфортом, не жалея на это денег. И здесь, в каюте, Сергея Васильевича ждало прикрепленное к полу и привязанное к стене веревками пианино, доставленное фирмой «Стейнвей». Несмотря на роскошь и удобства, ни Сергей Васильевич, ни Наталья Александровна не любили этих переездов. Хотя они не страдали от морской болезни, но тяготились качкой и жизнью на пароходе. Жили они в этих кабинах, представлявших из себя скорее небольшую квартиру со спальней, столовой и гостиной, совершенно обособленно, выходя на палубу только раза три в день для прогулок и выбирая для этого самое тихое время, когда большинство пассажиров или еще спали, или ели, или переодевались к обеду. Рахманиновы ели всегда в своей кабине и никогда не ходили в столовую, так как Сергей Васильевич тяготился своей популярностью и неизбежным вниманием, которое вызывало его появление в публике. Во время переездов, кроме прогулок, занятий и чтения, Сергей Васильевич любил раскладывать пасьянсы.
Перевозил он всегда с собой и любимый свой автомобиль, так как только летом он мог им пользоваться по-настоящему. В Америку же автомобиль возвращался для проверки и для недалеких поездок Сергея Васильевича по окрестностям Нью-Йорка во время немногих дней, свободных от концертов. Пользовался он им все же преимущественно осенью до выступлений или весной по окончании концертов.
Лето 1925 года Сергей Васильевич провел с семьей во Франции на даче в Корбевиле [206] . Смерть в августе 1925 года искренне любимого им зятя глубоко потрясла его. Он вернулся в Нью-Йорк грустный и подавленный. Все его мысли были с оставшимися в Париже дочерьми и с родившейся только что внучкой. С этой зимы Наталия Александровна начала ездить с ним в турне, что очень помогало ему.
206
На этой даче Сергей Васильевич позировал К.А. Сомову, который писал его портрет. Это лето Сергей Васильевич особенно сильно страдал от боли в виске (болезнь описана выше), и глаз его сильно припух. Портрет Сергея Васильевича на фоне цветущих деревьев куплен фирмой «Стейнвей» и находится в их помещении на 57-й улице в Нью-Йорке.
Продав весной 1925 года свой дом, они поселились в небольшой квартире на 505 Уэст Энд Авеню, в которой и прожили около восемнадцати лет, до самой смерти Сергея Васильевича.
Сезон 1925/26 года был очень короткий, Сергей Васильевич играл только двадцать два раза – с 29 октября по 11 декабря. После этого он не выступал целый год, с января 1926 года по январь 1927 года.
Перерыв в концертах, потребованный Сергеем Васильевичем, был использован на то, чтобы заняться композицией.
Ему, по-видимому, неудержимо захотелось вернуться к творчеству. В результате долгого перерыва в этой области работа шла не быстро. Все же он написал за год Четвертый концерт ор. 40 и «Три русские песни» для хора и оркестра ор. 41. Концерт был исполнен автором под управлением Стоковского 18 и 19 марта 1927 года в Филадельфии и 22 марта в Нью-Йорке. В этих же концертах Стоковский исполнил «Три русские песни». Одну из песен – «Ах ты, Ванька» – Сергей Васильевич слышал от Ф.И. Шаляпина, который не раз пел ее Сергею Васильевичу при встрече с ним, другую песню – «Через речку, речку быстру» – Сергей Васильевич давно знал, увидев ее в каком-то сборнике. Третья песня – «Белилицы, руменицы вы мои» – привлекла внимание Сергея Васильевича, когда он услышал ее в исполнении Н. Плевицкой. Плевицкая, приехавшая в Америку в 1926 году, не раз бывала у Рахманиновых в доме. Она всякий раз много и охотно пела Сергею Васильевичу, который ей аккомпанировал. Больше всех ее песен Сергею Васильевичу нравились «Белилицы». Он находил эту песнь такой оригинальной, а исполнение таким хорошим, что специально написал к ней аккомпанемент и попросил компанию «Виктор» сделать пластинку этой песни, согласившись даже сам выступить в роли аккомпаниатора Плевицкой. Эта замечательная пластинка не была оценена мало понимающими музыку руководителями компании «Виктор». Они не захотели печатать ее, говоря, что никто не станет покупать пластинку с песней на непонятном русском языке. Пробные пластинки были даны только Сергею Васильевичу и самой Плевицкой.
Лето 1926 года Рахманиновы провели под Дрезденом на даче Suchaistrasse, вблизи от известного немецкого курорта Weisser Hirsch, и опять ежедневно виделись с Сатиными. Конец лета Рахманиновы провели в Каннах.
Возобновив в январе 1927 года свои выступления, Сергей Васильевич дал тридцать четыре концерта. По окончании сезона, 4 апреля, Сергей Васильевич скоро уехал в Европу и поселился на даче где-то под Дрезденом.
Осенью 1927 года Сергей Васильевич сделал перерыв в концертах и не выступал до 15 января 1928 года. Он играл в Америке с 15 января до 22 апреля в тридцати одном recitals и дал 19 мая еще recital в Лондоне.
Весь сбор от концерта 22 апреля в Нью-Йорке (4635 долл.) он пожертвовал на благотворительные цели.
Лето 1928 года Рахманиновы провели во Франции, сняв дачу в Villers sur Мег, в четырех-пяти часах езды от Парижа. Там их часто посещали Н.К. Метнер с женой, В.А. Маклаков, Ю.Э. и Л.Э. Конюсы и другие русские друзья.
Осенью 1928 года Сергей Васильевич вместо Америки выступал в Европе. После десятилетнего перерыва он опять появляется на эстрадах скандинавских, а затем других европейских городов, где не играл с 1911–1912 годов и даже раньше: Гаага, Амстердам, Роттердам, Берлин (три концерта), Гамбург, Кельн, Франкфурт, Ганновер, Дрезден, Бреслау, Милан, Вена, Будапешт и 2 декабря 1928 года – Париж. В Европе он дал всего двадцать шесть концертов. В странах Европы ему пришлось завоевывать признание публики, так как хотя его имя было известно, но новое поколение слушателей его еще никогда не слышало. Концерты эти были очень успешны, лучше сказать, были триумфальным шествием артиста по всей Европе, и концертное бюро поспешило заключить с его представителями новые контракты на следующий год.