Несмотря на то что в обязанности одного из сопровождающих входили проверка кассы, сношение с местными менеджерами, а в обязанности другого – только настройка рояля, оба они помогали Рахманинову во время его путешествия по громадной Америке. Они были в курсе расписания поездов, занимались покупкой железнодорожных билетов, переговорами о комнатах в гостиницах, проверкой счета и расплачивались за Сергея Васильевича в отелях, ресторанах, такси; заботились, насколько могли, о его комфорте в поездах, в концертах; перевозили багаж в поезд в случаях, когда с эстрады надо было спешить прямо на железную дорогу, и всячески оберегали от назойливых посетителей и посетительниц. Без помощников Сергею Васильевичу было бы просто невозможно справиться одному. Отношение всех этих перечисленных лиц к Сергею Васильевичу было исключительно трогательным. Они были искренне преданны ему и любили его. Последние восемнадцать лет Сергея Васильевича сопровождала всегда еще его жена, которая делила с ним все тяготы длительных переездов, многочисленных пересадок и утомительных бессонных ночей. Она оберегала его от сквозняков (ужасных сквозняков в Америке!), следила за его отдыхом, едой, после концертов укладывала вещи и, главное, морально поддерживала его. Помещения в отелях, заказывавшиеся, конечно, всегда вперед, отводились для Сергея Васильевича, по уговору с администрацией отелей, в угловых комнатах, чтобы Сергей Васильевич мог свободно заниматься. Он всегда, всю жизнь страдал от мысли, что мешает своей игрой соседям. Сергей Васильевич особенно любил гостиницы, где ему сдавали комнаты так, чтобы его рабочая комната отделялась от соседней еще его спальней. Тогда он чувствовал, что может заниматься не стесняясь. При приезде в гостиницу в его комнате всегда стоял уже заранее присланный рояль от местного представителя «Стейнвей».

Что касается концертных роялей, то фирма «Стейнвей» обычно предоставляла в распоряжение Сергея Васильевича на весь сезон выбранные им перед поездкой три-четыре инструмента [203] . Эти последние посылались заблаговременно, каждый согласно расписанию, в тот или иной город. Местные представители фирмы «Стейнвей» упаковывали рояль после концерта и отсылали его в следующий очередной город. Сопровождавший Сергея Васильевича настройщик успевал поэтому настроить прибывший заранее рояль и привести все нужное в порядок. Настройщику часто приходилось проверять условия акустики и воевать с распорядителями концертов, которые, желая придать более торжественный вид эстраде, вешали кругом рояля на эстраде тяжелые бархатные портьеры и приглушали этим, конечно, звук в зале. Это случалось почти неизменно, когда устройством концертов ведали так называемые дамские организации.

Несмотря на весь комфорт и на заботы преданных лиц, длительное путешествие в течение нескольких месяцев подряд было очень утомительным для Сергея Васильевича. Его работа требовала крайнего нервного напряжения. Когда Сергей Васильевич выступал, он вкладывал в игру всего себя. Он отдавался исполнению целиком, не обращая внимания на то, где и кому он играет. Его артистическая натура не допускала иного подхода. Поэтому игра истощала его, он утомлялся и морально и физически. Можно только удивляться тому, как Сергей Васильевич выдерживал такое напряжение.

Он не мог представить себе жизни без эстрады, без выступлений и поэтому, несмотря ни на утомление, ни на напряжение, ежегодно продолжал концертировать, когда уже в этом не было никакой нужды в смысле заработка.

Лето 1920 года Сергей Васильевич провел с семьей в Гошене, в настоящей деревне, вдали от шумного и многолюдного Нью-Йорка. Его любимым развлечением, отвлекавшим от работы, были, как и в России, поездки на автомобиле. Хотя он всегда брал с собой кого-нибудь, на случай поломок или возможных недоразумений, но автомобилем правил сам. Он и автомобиль были застрахованы буквально от всего: огня, поломок, столкновения с другой машиной, увечий и членовредительства, даже смерти, если бы, не дай Бог, Сергей Васильевич налетел на кого-нибудь. Вряд ли все это было нужно, так как Сергей Васильевич правил великолепно. Но он чувствовал себя благодаря страховке спокойнее. Он любил очень быструю езду и относился к своему автомобилю с заботливостью, как к любимому детищу.

Щедрый на помощь другим, скорее равнодушный к порче предметов обихода, Сергей Васильевич «страдал» от нанесенной автомобилю царапины, отменял поездки, если накрапывал дождь, чтобы как-нибудь не пострадала окраска машины, и ни за что не давал, за весьма редкими исключениями, управлять машиной другим лицам. Такое отношение к автомобилю было предметом частых шуток в семье, но Сергей Васильевич оставался непоколебимым.

Шоферы, служившие у него, знали, как угодить Сергею Васильевичу. Кажется, ничто не доставляло ему такого удовлетворения, как подача машины в хорошем виде, то есть вымытой и блестящей от начищенных металлических частей.

Сезон 1920/21 года, начавшийся по желанию Сергея Васильевича несколько позже, 11 ноября, и окончившийся 2 апреля, опять потребовал огромного напряжения сил. Из пятидесяти четырех выступлений Сергей Васильевич играл сорок один раз в recitals и тринадцать раз в симфонических концертах. Последние шли под управлением Ж. Странского, В. Менгельберга, В. Дамроша и Л. Стоковского. По просьбе устроителей концерта он опять играл свои Второй и Третий концерты и Концерт Чайковского.

Осенью 1920 года он был глубоко потрясен неожиданной смертью своего друга Н.Г. Струве, убитого лифтом в Париже (3 ноября).

Осенью того же года Сергею Васильевичу удалось после долгих хлопот дать знать в Москву через банк в Англии своим родственникам Сатиным, что он и его семья в Америке. Тому же банку удалось перевести деньги Сатиным на их нужды и на нужды матери Сергея Васильевича, жившей в Новгороде. К большой радости Рахманинова и его семьи, после восьмимесячных хлопот весной 1921 года родители и я получили разрешение на выезд за пределы России. Как раз в эти дни Сергей Васильевич, подвергшийся небольшой операции, лежал в одной из нью-йоркских больниц. Дошедший каким-то образом до Москвы слух об этом был извращен, и лица, причастные к музыкальным кругам, уверяли уезжающих Сатиных, что Сергей Васильевич умер в Америке.

В действительности же Сергей Васильевич уже много лет страдал от сильной боли в правом виске около глаза. Боль эта сначала была не постоянной, а наступала временами и всегда внезапно, точно что-то ударяло его в висок.

Начались эти боли еще в России задолго до отъезда за границу. С каждым годом они усиливались, и приступы их учащались. Вена около виска при этом сильно вздувалась, распухало и веко. Чаще всего боли эти наступали, когда Сергей Васильевич писал, согнувшись над нотной бумагой, или когда он вообще усиленно занимался. Еще в годы жизни в России боль делалась иногда очень сильной, и тогда он говорил, что, если доктора ему не помогут, придется бросить сочинять. Но и здесь, в Америке, когда композиторская деятельность его была совершенно отложена, боль продолжала прогрессировать. По мнению одних врачей, это была невралгия личного нерва; другие уверяли, что причиной боли является какая-то инфекция и что очаг ее находится где-то в челюсти или зубах. К кому только он не обращался за помощью и в России, и в Америке, и в Европе! Страдания его с годами делались уже постоянными, приходилось прибегать к разным паллиативным средствам, чтобы хотя бы временно облегчить непереносимую боль. Только когда он выходил на эстраду, эти боли на время прекращались. Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы, к счастью, несколько лет спустя в Париже за лечение не взялся русский врач Кострицкий. Этот замечательный доктор совершенно вылечил Сергея Васильевича, и чувство благодарности последнего к Кострицкому было очень сильное. Причиной боли была действительно некая инфекция в зубах.