Работами руководил Темистокл Руокко, капитан медицинской службы, несомненно энтузиаст своего дела. Я наблюдал за ним, находясь в Черткове, и считаю, что этот молодой южанин проявил себя с самой лучшей стороны.

2 января несколько комнат было подготовлено к приему раненых. И в госпиталь потянулись люди. Одни ковыляли самостоятельно, других заботливо поддерживали друзья.

* * *

На первом этаже находились комнаты, отведенные для офицеров. Я посоветовал Канделе, чтобы он не упускал этой возможности. Он послушался и перебрался туда вместе с сержантами Брайдой и Пиллоне, которые тоже были обморожены.

В новый госпиталь должны были перевезти и пациентов из лазарета. Для этого решили использовать три или четыре грузовика, находившиеся в распоряжении нашего штаба в Черткове.

* * *

Час или два я наблюдал, как их грузили у дверей лазарета. Жуткое зрелище. Дважды поступали приказы приостановить перевозку, потому что в госпитале больше нет места. Остальным приходилось ждать, пока подготовят помещение.

Между тем расквартированные в близлежащих домах раненые и обмороженные, которые были не в состоянии преодолеть те 600 или 700 метров, отделявших их от госпиталя, тащились к лазарету, ожидая здесь грузовики.

Погрузка велась неравномерно. Однажды очередной приказ приостановить ее поступил как раз в тот момент, когда на снегу возле грузовика лежали трое или четверо оборванных, стонущих людей. Услышав приказ, они не стали дожидаться дальнейших объяснений, а начали кричать, чтобы их взяли на грузовик. Солдаты не обратили внимания на крики, тогда раненые начали ползти по снегу вперед, пытаясь загородить дорогу грузовику. Они передвигались на руках, волоча за собой неподвижную нижнюю часть туловища. В точности так ползут раненые животные с перебитой спиной.

Один из несчастных совершенно потерял человеческий облик. Он даже сумел подняться на ноги и теперь неподвижно стоял, прислонившись к столбу. Его руки свисали плетьми, глаза казались остановившимися, ничего не выражающими. Живым был только рот: губы шевелились и непрерывно выплевывали несвязные слова - просьбы, оскорбления, молитвы. Я убедился, что этого человека погрузили в грузовик вместе с остальными лежащими на снегу, и лишь тогда ушел.

Я не мог не обратить внимания на одного из водителей. Он оказался удивительно добрым и понимающим человеком. Позже он доверительно пожаловался, выговаривая слова с мягким венецианским акцентом, что надорвал спину, участвуя в погрузке и выгрузке раненых.

Раненых перевозили в госпиталь, но лазарет оставался переполненным.

* * *

Вечером я пошел в госпиталь навестить Канделу. К сожалению, офицерские комнаты, расположенные на первом этаже, были очень холодными и обогреть их не представлялось возможным. В одной из них на полу лежал почти голый и очень грязный солдат. Похоже, он бился в предсмертной агонии. Когда я вошел, офицеры попросили унести его куда-нибудь. Они сказали, что незнакомые солдаты принесли его сюда и, бросили, не обращая внимания на протесты. Я позвал солдат, занимавшихся уборкой помещения, и потребовал, чтобы они нашли для умирающего другое место. Пришлось применить власть и даже пригрозить оружием, но все-таки я добился, чтобы несчастного отнесли на второй этаж и устроили в теплой комнате.

* * *

Удостоверившись, что все сделано как надо, я снова спустился вниз. Многие офицеры были мне знакомы. Здесь, кроме Канделы, находились капитаны Ланчиани и Рико, оба из 80-го пехотного полка. Несмотря на то что ноги Рико были изранены шрапнелью, он медленно ковылял по комнате и пытался помочь тем, кто вообще не мог встать. За его непрезентабельной внешностью скрывалось очень доброе сердце. Обычно бледное, но спокойное лицо этого человека теперь приобрело синюшный оттенок и было искажено страданием.

Я не мог допустить, чтобы мои друзья оставались в этих холодных комнатах, и отправился к капитану Руокко. От последнего я узнал, что в 100 метрах от основного госпиталя находится маленькое одноэтажное здание, которое как раз сейчас готовят для офицеров. Я тут же пошел проверить, как обстоят дела. Увидев, что там чисто и довольно тепло, я немедленно препроводил туда Канделу, а затем мы вместе с ординарцем капитана Ланчиани со всей осторожностью перенесли туда раненого капитана. Устроив обоих мужчин в самой лучшей, на мой взгляд, части комнаты, я опять пошел через заснеженный двор к госпиталю.

* * *

Неуклюжая и, по-моему, удивительно уродливая бетонная статуя женщины в современной одежде - таких очень много в Советском Союзе, - казалось, следила недобрыми черными глазами за моими перемещениями взад-вперед по двору. Рядом с ней находился постамент еще одной статуи, которую снесло взрывом. На месте остались только гигантские цементные ботинки - из них торчали толстые металлические прутья.

Глядя на эти уродливые творения, я невольно задумался о том, что победа коммунизма принесла советскому народу не только утрату веры в Бога. Она непостижимым образом лишила русских людей чувства прекрасного, не покидавшее их на протяжении многих веков.