Шрифт:
Неожиданно в небе появились два фиата BR 20. Пролетая над нашими головами, они сбросили ящики с боеприпасами. Сделав круг, они вернулись и скинули оставшийся груз. Стараясь нам помочь, наши пилоты рисковали жизнью. Мы тогда не знали, что многие из них не вернулись на базу с этих вылетов.
Многие ящики разбивались, и снег засыпали патроны. Немцы, наблюдавшие за происходящим, быстро направились к упавшим ящикам. Наверное, рассчитывали найти какую-нибудь еду. Валорци отправил солдат, чтобы те собрали рассыпавшийся груз на одеяла и принесли на позиции.
Люди чувствовали себя подавленными. Приходилось затрачивать много сил, чтобы заставить их шевелиться. Каждого следовало поднять с тюфяка и пинками вытолкать на мороз.
По дороге обратно в город я прошел мимо громадины немецкого танка, брошенного на крутой насыпи. Внешне он выглядел неповрежденным. Видимо, он был одним из тех, которые подбили в последние часы сражения. С уменьшением числа танков снижались наши и так очень слабые шансы на спасение. Поэтому я вполне понимал и не винил людей, потерявших всякую надежду.
* * *
В последующие дни я много времени проводил в штабе. Здесь все значительно изменилось. Очевидно, повлияло новое грозное название - Comando truppe in linea. Снаружи стены были укреплены длинными и тонкими стволами деревьев, это давало некоторую защиту от осколков. Внутри, в бывшей комнате покойного лейтенанта-полковника, нашего командира, теперь русские пленные занимались земляными работами - сооружали подземное помещение. Вход сделали со стороны площади, той, где находился лазарет и дом Карлетти. Теперь там постоянно дежурили часовые.
Я провел много времени с адъютантом, показавшимся мне довольно колоритной личностью. Он мне как-то поведал, причем совершенно равнодушно, что сам пристрелил двух солдат, пойманных на воровстве продуктов со склада. Не знаю, говорил он правду или нет. Вообще там подобрался весьма своеобразный народ. Писарем, в частности, служил довольно известный журналист.
* * *
Генерал Гарибольди, командующий ARMIR, дал разрешение генералу X награждать медалями особо отличившихся в боях в Черткове. В штабе развили бурную деятельность, в результате которой медали должны были найти самых достойных из пяти тысяч человек, участвовавших в боях с первых дней осады Черткова. Генерал X наградил очень немногих.
Я как раз находился в штабе, когда к адъютанту пришел курьер со списком на награждение бойцов единственной итальянской противовоздушной батареи, находящейся в городе. У этой батареи была своя история.
Ее орудия были установлены на пересечениях дорог, ведущих в город. Когда пришла наша колонна, часть орудий оказалась за линией укреплений. Командующий батареей капитан предпринял воистину героические усилия, но сумел привести туда немецкие танки, которые на буксире доставили орудия в город. Сам командир во время этой операции погиб. Теперь батареей командует лейтенант, его бывший заместитель.
Если бы у нас в Черткове были орудия! Как часто мое сердце артиллериста сладко замирало, когда я думал о них. Каким волшебным образом могла бы измениться наша жизнь!
Иногда немецкие артиллеристы устанавливали орудия на городских перекрестках или на краю площади и открывали огонь. Они стреляли главным образом на близкое расстояние, устанавливая прицел почти на ноль. Их снаряды взрывались, пролетев не более километра, между избами на окраине города. Говорили, что там прячется враг.
Иногда я помимо воли останавливался и наблюдал, как яростно содрогается после выстрела орудие. Как хорошо я понимал этого стального дракона!
Я часто застывал на возвышенностях и смотрел вокруг. Теперь, приобретя немалый опыт, я мог осматривать местность взглядом эксперта. Я прикидывал, где должны быть установлены орудия, где удобнее всего расположить наблюдательный пост, где безопаснее проложить телефонную линию... Мало-помалу мне это надоедало, взгляд начинал бездумно скользить по убогим постройкам, засыпанным снегом, я осознавал, что мне в высшей степени безразлично, где и что находится, и шел своей дорогой.
* * *
Я очень часто ходил в госпиталь, где друзья всегда с волнением ждали те немногие новости, которые мне удавалось узнать.
Кандела всегда приветствовал меня с распростертыми объятиями. Капитан Ланчиани был более сдержан, его я все чаще заставал уткнувшимся в Библию. Рана в плече уже несколько дней не давала ему заснуть, поэтому он выглядел изможденным и раздраженным. Меня также тепло приветствовал чернорубашечник, которого мы с друзьями в свое время подобрали и доставили в госпиталь.