— Как это: может перегрызть? — спросил ворон вместо потерявшей дар речи девочки.

— Ну вы его видали?! Зверюга же! Глаза горять, слюни текуть, клыки, как сабли, лапы, как у медведя’!

— Ты думаешь, что тот волк, это Яромир?! — изумилась Мирослава, глупо разулыбавшись. Ее сознание сейчас было готово разорваться от эмоций и усталости одновременно.

— Я не думаю, а знаю, — утвердительно и уверенно сказал леший, пошурудив полешки кочергой. — Князь наш — проклятый волколак.

Повисла тишина, от которой у Мирославы зазвенело в ушах. Где-то в печке громко треснуло горящее бревнышко и нервная система, струны у которой и так уже были сильно натянуты, дала окончательный сбой.

— Что за чушь? — спросила девочка, резко поднимаясь со скрипучей скамьи. Онисим не попятился, а наоборот, сделал шаг ей навстречу, но повернулся к ворону.

— Ну ты-то, гавран, разве ничегось странного в парнишке не замечал?! Не дрожала душонка твоя птичья, когда он рядом находился?! Не испытывал ли ты страха беспричинного, а?!

Ворон только кивнул, подтверждая сказанное. Именно такое он и ощущал в присутствии друга яриловки, однако не придавал этому большого значения, либо же не хотел почем зря на парня наговаривать.

— На молодом князе столько оберегов и амулетов, что сразу и не разберешь, в чем тут дело.

— Оборотень, перевертыш, вервульф, волколак, называй, как хочешь! Но этого не отнять! И ты его сейчас видела!

Мирослава отрицательно покачала головой, которая, казалось, сейчас расколется от подступающей мигрени. Леший цокнул языком.

— Ну-ка, вспомни, девица, когда княже наш болееть? Обычно раз в месяц?

Она заторможено кивнула, вспоминая.

— Так, — в ответ кивнул Онисим. — И всегда в полнолуние?

Тут ей пришлось напрячься. В школе они, конечно, отслеживали лунные циклы на Звездологии, но она никогда на них не заостряла внимания. Единственной точкой отсчета можно было брать ночи игры в «шабаш». И, если ее не подводила память, именно в ночь полнолуния Яромира всегда клали в медзнахарские палаты. Но болезнь представлялась как грипп, простуда, воспаление легких или что-то вроде того. Он быстро слабел, и у него поднималась температура, никаких намеков на оборотничество и привязку к лунному циклу!

На вопрос лешего она так и не ответила, а просто ходила по избе, шагая из угла в угол. Затем девочка встала у низкого окошка, оперлась о стену и вгляделась сквозь грязные стекла наружу. Вдали виднелся только темный зимний лес, такой высокий и статный, а где-то среди сугробов и деревьев бегал ее друг, размахивая волчьим хвостом.

Что… за… бред!!!

В тоже время Онисим уже вскипятил растаявший снег и заварил какие-то листья, чей сладкий пряный аромат стал разноситься по избе. Он хлебал чай, с упоением присербывая и причмокивая. Ворон сидел все там же на столе, тихонько ожидая, когда наступит утро.

Когда ноги стали подкашиваться от усталости, Мирослава села на лавку около стола и оперлась на него руками. Стало клонить в сон, и девочка уронила голову на сложенные руки.

Не успела она, как ей показалось, даже уснуть, как раздался какой-то шум, от которого юная ведьма резко подскочила. Пол Избушки кренился то в одну, то в другую сторону, от чего Мирослава, минуту назад еще сладко спавшая, чуть не потеряла равновесие.

Изба кряхтела и как-то недовольно кудахтала, а Онисим, бросив кружку, побежал к печке, следя, чтобы не выпали из ее устья жаркие поленья на деревянный пол.

Персей летал и каркал, забыв, что умеет говорить по-человечески.

Мирослава подскочила к двери и широко распахнула ее, пытаясь понять, что так взбудоражило бедную избушку. Всматриваясь вдаль, она снова ничего не могла разглядеть.

Немного посветлело, но зимний рассвет еще полностью не расцвел. Но тут, когда девочка посмотрела вниз, то резко замерла. Внизу, скалясь, бегал волк, пытаясь не попасть под лапы их зачарованного домика, в то время как разбушевавшаяся изба изо всех сил старалась наступить на него, что неминуемо привело бы к гибели животного. Точнее, ее друга. Этот волк же был им? Точнее, Яромир был этим волком?

— Встань ровно, истеричка ты куриная! — закричала Мирослава, когда почувствовала, что к ней вернулась способность ясно мыслить. Изба резко остановилась, а волк тотчас упал в снег в неестественной позе. — Опустилась! Немедленно!

— Ты чевось творишь, окаянная?! — рядом оказался Онисим, которому совершенно не нравилась идея встречаться с волком, от которого они совсем недавно еле удрали. Яриловка не ответила, а когда до земли оставалось меньше метра, спрыгнула в сугроб и, высоко задирая ноги, бегом пробиралась к животному.