— Мирослава, — вдруг обратился к яриловке Борислав Мстиславович, слегка нахмурив густые брови. — А вы знаете, кто мой сын?

— О каком из трех идет речь? — нарочно тянула время девочка, хотя ей казалось, что невидимая петля на ее шее затягивается все сильнее.

— О младшем, разумеется, — держа маску добродушия на лице, ответил ведьмаг.

— Он хороший друг и человек.

— Знаете, какое у него здоровье? — он сделал акцент на последнем слове и внимательно посмотрел на девочку. Она, поймав настороженный взгляд Яромира, кивнула.

— Вообще-то, я здесь и не надо говорить обо мне в третьем лице, — пробурчал парень, но ни Мирослава, ни Борис Мстиславович почти не обратили внимания на его слова.

— Я знаю, — тихо сказала Мирослава, решив не юлить.

София охнула, а Ваня посмотрел на Полоцкого, нахмурившись. Яромир все еще не мог позволить себе расслабиться. Мирослава облизала сухие обветренные губы в волнении, но смотрела прямо. Парень бессознательно сделал полшага к ней, будто просто переступал с ноги на ногу.

— Вот как? — удивился мужчина и постучал пальцами по дубовому столу, около которого стоял. — И Вас это не пугает?

— Нет.

— Как наивно. Дружить вы можете, конечно, но…

— Отец!

Черноволосый яриловец, выглядевший как юная копия своего родителя, шагнул вперед в предупреждающем жесте. Он мелко задрожал, а пальцы сжались в кулаки.

— Твоя подруга должна знать, ты не считаешь? — никак не отреагировал на юношеский выпад мужчина и только как-то грустно улыбнулся. Затем он встал и, аккуратно смахнув с глаз локон, выбившийся из челки, прошелся по комнате.

— Я никогда не женюсь, и вот об этом, кстати говоря, — Яромир кивнул на рыжеволосую хорсовку, — София до сих пор мне это и напоминает!

— Н-никогда? — Мирская удивленно охнула. — Я думала, дело только во мне…

— Как удачно я зашел, такие страсти. — Борислав Мстиславович покачал головой, а Мирослава представила, как на его и так забитую политическими делами голову нежданно свалились и неуместные проблемы младшего сына.

— Будешь чаще в них вникать, чтоб за голову не хвататься, — злорадно подумала Мирослава, а мужчина тут же посмотрел на нее.

— Морозова, — протянул он и прищурил один глаз. — Вы не родственница боярыни Морозовой?

— Нет, наверное, — пожала она плечами, вспоминая, что уже когда-то думала об этом.

— А кто же ваши родители?

— Они археологи. Папа заканчивал Ведоград, а мама не маг.

— Простачка? Интересно. А ваша бабушка тоже здесь училась? — император по-свойски присел на край стола.

— Да, тоже на ярила.

— Ее фамилия в девичестве не Костогорова?

Мирослава уже было хотела сказать нет, но поняла, что к своему стыду никогда не интересовалась этой информацией.

— Я не знаю, — ответила девочка, и император улыбнулся.

— Ну ладно, это все неважно, — хлопнул он себя по бедрам. — Отработок вам не избежать, это точно. Но хочу сказать одно, что вы, — он указал пальцем на каждого по отдельности, — обязаны вести себя достойно! Прекратите мстить, подставлять и устраивать козни друг другу! Мы все должны быть друг за друга горой! Отбросьте стереотипы и забудьте обиды! А я в свою очередь усилю расследование по произошедшим нападениям, обещаю!

Тут же он вышел из кабинета, провожаемый четырьмя парами глаз.

— Речь отличного политика, но никакущего семьянина, — тихо сказал Яромир, когда дверь тихонько захлопнулась, и все с удивлением посмотрели на парня. — Не верьте ни единому слову.

В кабинет вошли заведующие, и если Ирина Александровна была спокойна, то Георгий Владленович явно желал на ком-то отыграться за свое плохое настроение. После недолгой нервотрепки они назначили школьникам, даже Третьякову, который в прошлый раз напросился сам, а сейчас вообще был не причем, отработку на школьной ферме.

— У нас еще и ферма есть? — спросила Мирослава после того, как их отпустили. Яромир был погружен в свои мысли от нежданной встречи с родителем и сначала даже не услышал вопроса.

— В этой школе есть все! — недовольно сказала София, тряхнув рыжей головой. — Мы пьем молоко местных коров.

Мирослава же вовсе удивилась тому, что на ее вопрос ответила именно она.

— Видимо, именно за ними нам придется и убирать, — покачал головой Ваня, шедший чуть впереди. Он как всегда улыбался, будто ни капельки не расстроился.