— Это всего лишь работа, — неуверенно пробормотала я, — Ты преувеличиваешь.

Гордеев тихо рассмеялся и, оторвавшись от столба, приблизился ко мне. Неожиданно он опустился передо мной на колени, и я ощутила, как где-то внутри сжимаются легкие, и я не могу полноценно дышать. Одной рукой Никита обхватил мою щиколотку в сапоге, а второй потянул вверх молнию, которая сползла до середины голени. Его холодные пальцы как бы невзначай касались моей кожи через тонкие колготки, и от этого дерзкого непрошенного касания по телу побежала дрожь.

Я и не заметила, как расстегнулась молния на одном сапоге.

А он заметил.

Закончив заниматься моей обувью, Гордеев снова вытянулся во весь рост, и мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть на него – такого красивого в этом черном пальто и со снегом в волосах. И в каждый момент, когда он был спокоен, когда никто не выводил его из себя своей безответственностью, Гордеев был хорош.

Конечно, я всегда это замечала. И не только я. Когда он только пришел в компанию три года назад, мы с девочками долго гадали, женат он или нет. На Гордеева невозможно не обращать внимания. Особенно когда он проводит рабочие встречи или презентации, на которые меня часто берут в качестве помощника. Он уверен в себе и знает абсолютно каждую мелочь. Знает все, чем дышит компания. Это пугает и восхищает одновременно.

Если я во многом живу своей работой, то работа сама живет в Гордееве. Он буквально на сто процентов состоит из нее. Так что, наверное, нельзя упрекать его в том, что он вечно сует нос не в свои дела, чем здорово портит настроение сотрудникам.

Шушукаться с девочками о Гордееве мы перестали почти сразу, когда поняли всю строгость его правления. Ежовые рукавицы стерли всякое желание кокетничать и бросать ему мимолетные улыбки. Так из внезапного любимчика женщин он превратился в наш общий кошмар.

Горячий кошмар, стоит признать.

— Тебе нужно немного ослабить контроль, — посоветовала я, мельком глядя на то, как Гордеев потирает замерзшие ладони.

— Тогда все сломается, — хмыкнул он.

— Поэтому ты хочешь уехать в Москву? Собрать с нуля свою команду? — догадалась я, — Таких же помешанных на работе, как и ты?

Никита усмехнулся и повернулся ко мне. Не сдержавшись, я подняла на него глаза. Серые, холодные, колючие – совсем как тонкие льдинки. И в то же время смотрят на меня понимающе и даже немного сочувствующе.

— Разве ты не помешана на работе? — тихо спросил он. — Приходишь раньше всех. Поливаешь цветы по всему офису. Оставляешь глупые милые послания на столах сотрудников. Весь день трудишься, как пчелка. И вечером, — тон Гордеева стал теплее. Теплее, чем когда бы то ни было, — Вечером, когда все уходят, ты остаешься одна. Тебе нравится бывать в офисе. Может, ты и правда его душа, м?

Гордеев усмехнулся. По-доброму. А я не могла вымолвить и слова. Просто смотрела на него во все глаза и не могла по-настоящему осознать, что он только что сказал.

Откуда он знает, что я развешиваю стикеры с пожеланиями хорошего дня на мониторах сотрудников? На всех мониторах, кроме его. Я даже к дяде захожу – у меня есть ключ от его кабинета. И к Самойлову заходила бы, если бы он не проводил все время на производстве.

Все это время Гордеев знал, что я хочу сделать приятно всем в офисе, кроме него одного. От осознания этого мне стало так грустно и стыдно, что я отвернулась.

— Откуда ты знаешь? — тихо спросила я.

— Я прихожу раньше тебя. И подолгу наблюдаю за тобой с балкона, — признался он.

Этот балкон на втором этаже был в тени, и снизу разглядеть кого бы то ни было на этом балконе было практически невозможно. И Гордеев этим пользовался, чтобы последить за мной. И почему мне так приятно от того, как тепло звучал его голос, когда он говорил это? Ему тоже было приятно? Смотреть, как я, танцуя под песни из старых романтических комедий, брожу по офису с лейкой в руках.

— Но я всегда вижу, как ты врываешься в офис, ругаясь с кем-то по телефону, — возразила я.

— Аллочка, к этому моменту я уже успеваю объехать пару клиентов и знатно взбеситься из-за какой-нибудь мелочи. Ты ведь знаешь, как легко меня вывести из себя, — он задрал голову вверх, и я снова уставилась на него. На то, как снежинки падают на его лицо и тают, касаясь теплой кожи.

— Значит, ты тоже одинок? — спросила я, прикусив губу.

Выходит, Гордеева тоже ничто не держит дома, и он торопится сбежать в более комфортную обстановку офиса. Совсем как я. Может, он и выходные не любит так же, как я?

— Я на девяносто восемь процентов состою из работы, — произнес он, на два процента поправив мои домыслы. Прикрыв рот ладонью, я рассмеялась, и Гордеев посмотрел на меня с удивлением.

— А что с оставшимися двумя процентами? — полюбопытствовала я.

Никита одарил меня неприлично долгим взглядом и уже собрался ответить, как вдали показались фонари и разгоряченный смех.