– Нас прервали, госпожа Сильва. – Граф спрятал руки за спину, чуть наклонился вперед и выжидательно уставился на меня. – Однако я все еще изнемогаю от желания узнать о значении вашей роли во всей этой неразберихе.

– Она племянница Роберта, – сообщил Джерар и вновь затих, как послушное дитя, терпеливо ожидающее, когда отец закончит с делами и сможет с ним поиграть.

– Не знал, что у Сильва есть родственники. – Граф, задумавшись, возвел взор к потолку. – И Роберт даже поддерживал с ними связь? Что ж… вряд ли это помешает моим планам. Но о чем это я? Небольшие трудности у нас уже возникли благодаря вам, юная леди. Вмешаться в это дело вас попросил сам Роберт?

– Что? – Я открыла и закрыла рот, потрясенная предположением о том, что у отца могла возникнуть мысль избежать исполнения условий договора. А ведь он мог защитить Эстера. Хотя бы постараться. Это его обязанность как отца, в конце-то концов!

– Мы заключили сделку. – Брови графа медленно поползли вверх, отчего лицо приобрело невыносимо жалостливое выражение. Идеальная игра на эмоциях? Наверняка. – Я считал вашего дядю порядочным человеком. Исполнив условия договора, я ожидал от него ответной честности. А он обманул мое доверие. Досадно.

Мой желудок дернулся, сжимаясь от спазмов. Еще чуть-чуть и меня бы вывернуло от помпезных слов этого графеныша. Какая нелепость. Эта сделка… эти горестные уверения в чудовищности поступка отца – не заключение сделки, нет, а, видите ли, нарушение ее условий! Святые Первосоздатели, да они оба – что отец, что Хранитель ядов – омерзительные лицемеры!

– Роберт Сильва не просил меня вмешиваться. – Я разозлено сжала в кулаках ткань платья. – Это было всецело мое желание.

– Занятно. – Граф прищурился, всматриваясь в меня, как в глубокий омут. – Ваш кузен столь дорог вам?

– При чем тут это?! – вспылила я. – Люди не игрушки. Не вещи! Их нельзя просто взять и… и… купить! Это злоупотребление! Точно, злоупотребление! А злоупотребления в Утопии считаются преступлением!

– Успокойтесь, госпожа Сильва, – попросил граф. В глубине его глаз появился опасный холодок. – Может, это прозвучит невежливо, но вас наши с Робертом Сильва дела совершенно не касаются.

Да как он смеет! Купил Эстера и желает вышвырнуть меня из его жизни?! МЕНЯ?!

Наверное, я на секунду поддалась истерике, потому что контроль над телом был потерян. Ноги подкосились, я пошатнулась. Пятка соскользнула с края ступени, и я начала падать.

Край ажурного столика у стены появился перед глазами как нельзя кстати. Моя ладонь с грохотом проехалась по всей поверхности, пытаясь придать равновесие телу. Пальцы задели высокую вазу, инструктированную камнями, и та сдвинулась к самому краю, опасно кренясь.

За спиной мне почудилось движение, а потом нечто пронеслось рядом, подняв нешуточный ветер. Стол закачался сильнее. Вокруг вазы сомкнулись чьи-то руки. Я подняла голову.

Столиком завладела хрупкая фигурка мальчишки. Он прижимался спиной к стене, крепко обхватив вазу руками и ногами. На фоне молочно-белой кожи его зеленые глаза выделялись, как огоньки в ночи. Округлое лицо, мягкая линия губ, хмурящиеся бровки и пышные волосы оттенка ржаного хлеба. Лет пятнадцать-шестнадцать, совсем еще юный. На нем была свободная рубаха цвета охры, собранная в складки на плечах крепкими подтяжками и подвернутая в рукавах до локтей, и черные брюки, также подвернутые до колен. А еще он был босой.

Мальчик настороженно высунулся из-за вазы и так и замер, с каким-то ошалелым видом взирая на мои волосы.

– Молодец, Кир, – похвалил граф. – Отлично поймал. Было бы жаль лишиться вазы, созданной самими умельцами Королевства Рыб. А они толк в этом знают.

Кир шевельнулся. Отодвинув вазу, он, продемонстрировав впечатляющую гибкость, сполз со стола и выпрямился, безотрывно глядя на мое лицо. Оказалось, что он выше меня, и, возможно, я неправильно определила его возраст.

Смутившись от такого настойчивого внимания, я выставила перед собой руки, решив помешать мальчишке, если вдруг он захочет приблизиться еще хоть на шаг. Мое движение напугало его. Кир встрепенулся. Что-то скользнуло по его волосам, и я едва не завизжала, увидев вставшие торчком уши на его голове – высокие и с пышной кисточкой. Как у рыси.

Зверочеловек. Я впервые в жизни видела зверочеловека.

Дефектные создания. Твари с изъянами. Легенды говорят, что их предками были обычные люди, позволявшие себе слишком много прегрешений. Они без конца злоупотребляли всем, чем вообще можно было злоупотребить, и, в конце концов, древние божества обрушили на них всю мощь своего гнева. И тогда они обрели свое вечное проклятие – части тел зверей. Люди с хвостами, клыками, шерстью, рогами, даже копытами. Их потомство появлялось на свет уже будучи иными, ведь у зверочеловека может родиться лишь зверочеловек.

Эта прослойка общества абсолютно бесправна, другими словами – они все рабы. Конечно, власть имущие в один голос утверждают, что в Утопии нет рабства. Слишком сильна пропаганда поддержания всенародного благополучия и запрета злоупотреблений. Признание факта наличия рабства пошатнуло бы столетние устои и кинуло бы тень на девственный лик Утопии. Наказы Первосоздателей ценятся здесь в той же мере, что и священная сила Вечных Сапфиров, выбирающих правителей. А потому зверолюдей именуют обычными слугами, внутри же лелея мысль, что единственный их удел – рабство. Украшения, игрушки, прислужники, существа для битья и для ублажения низменных потребностей своих господ – бесконечный список свойств, которые может получить для себя финансово обеспеченный гражданин Утопии. Зверочеловек – удовольствие не из дешевых.