— Горе и шок иногда дают неоднозначную реакцию, — произнесла детектив, хорошо знакомая с диким воплощением страданий. Когда её мама была ранена, когда могла умереть, Саша ни обронила ни слезинки. Зато, позже, когда мама звонила по телефону и расспрашивала, как дела, каждый раз потом плакала. То ли от того, что отношения стали лучше, то ли потому, что слышала голос человека, которого едва навсегда не потеряла.

Да. Александра понимала неоднозначность реакций.

Когда она грустила по Соколову, часто смеялась.

— Тот человек объяснил свои слёзы страхом, — продолжил постоялец. — Сказал, что напуган тем, как наша жизнь непредсказуема. Я запомнил его фразу.

— Какую?

— Он сказал, смерть не всегда облегчение.

Она задумалась:

— Любопытные слова.

— Не знаю. По-моему, он был шокирован не меньше остальных. Вот и всё.

— А что говорили другие?

— Да одно и тоже. Что скажешь в такой ситуации? Умерла молодая женщина. Ужас.

— Да. Вы правы. А женщина, которая говорила про серый шарф…

— Ольга?

— Да. Она больше ничего не говорила о покойной?

Постоялец взглянул на Александру по-другому. С подозрением.

— А вы не слишком интересуетесь этой темой? — спросил он, отодвигаясь. — Что-то ваши вопросы не очень связаны с отдыхом.

— Я дотошна во многих вопросах и мне нравится изучать людей.

— Вы и правда дотошны. Даже не знаю, что ещё сказать. У меня чувство, будто я на допросе.

— Это лишь чувство.

— Конечно. Но оно не слишком приятное.

Александра поняла, что собеседник близок к тому, чтобы закрыться и доверительно сообщила, перейдя на громкий шёпот:

— Теперь вы понимаете, почему мне нелегко выбрать место отдыха? Представьте реакцию отдыхающих, когда к ним с вопросами пристаёт такая, как я? — вздохнула. Она надеялась на правдивость игры, в которую сейчас играла. Не перегнула ли палку с подробностями? Не вернулась ли в привычный образ детектива?

— Вы… странная, — заметил Викторов.

— Странная. — Она вновь заговорила в полный голос. — Иногда обо мне так говорят, иногда даже устраивают скандал из-за расспросов. Поэтому не в каждом доме отдыха мне комфортно. Я ведь еду не за руганью, а получается, как получается. — Детектив заметила изменение в его позе, ту самую закрытость. Пока он скрестил лишь руки, но это могло быть только началом. Саша поняла, действовать нужно мягче. Она всё ещё не была уверена в том, что Викторов сумеет держать язык за зубами, услышь он правду. А Бриз просил её быть осторожной.

Саша старалась.

— Простите, Викторов, за все эти вопросы. Вы, наверняка, уже устали. Я не должна была наседать на вас, но мне так интересно, что здесь произошло. Вы сообщили о смерти несчастной, и меня словно накрыло. Я понимаю, что излишне интересуюсь произошедшим. Какое мне дело до того, кто и что сказал? Но я ещё в институте любила наблюдать за людьми, оценивать их поведение и эмоциональные реакции. Глупость, конечно, но мне нравится это делать.

Его поза не изменилась. Лицо выражало смятение.

— Это моё хобби, — улыбнулась, пытаясь выглядеть смущённой. Опустила глаза, поводила носком туфли по земле. Подняла глаза. — Хобби одинокой женщины. Вот так. — Стала ждать.

Постоялец «открылся». Его пальцы снова вернулись к кольцу.

— Знаете… не мне судить о других людях. Я в принципе не против вопросов, и вы мне симпатичны. Нет, не подумайте неправильно, приставать я не намерен, у меня есть Светочка. Но дело в том, что я не помню, что именно говорила Ольга помимо того, что я вам уже рассказал. Помню, она была очень напугана, мы все были очень напуганы. Но это и не удивительно, всё-таки умерла молодая женщина. От инфаркта. Кошмар. А Ольге было страшнее вдвойне.

— Почему?

— А я вам ещё не сказал? Несчастная умерла в номере Ольги.

Алина смотрела из окна. Происходящее в беседке выглядело обычной беседой двух заинтересованных людей, не более. Но женщина, Александра обманула, сказав о договорённости с Натальей. Зачем? И почему так подробно расспрашивала о коттедже? Алину немного смутили вопросы и, боясь возможных проблем, вернее опасаясь каких-то неудобств, она решила сообщить о визите Наталье. Так-то и выяснилось, что ни о какой экскурсии речи не было, никакой встречи на территории коттеджа не намечалось. Наталья попросила Алину проследить за Александрой, чем та сейчас и занималась. Но недолго. Отдыхающих было мало, и они сильно не беспокоили, Александра Алине понравилась — вызывала доверие, — и поэтому, не обнаружив ничего подозрительного, Алина решила вернуться к своим делам. Ей ещё надо было подогреть остывший чай, пить холодный было невыносимо, и проверить номер, где нашли тело, Наталья попросила ещё раз провести уборку. Алина постояла ещё минуту, и, чувствуя себя выполнившей долг перед старшим администратором, отошла от окна.

Если Алина не волновалась при встрече с Александрой, то Наталья не находила себе места. Ей совершенно не нравилось то, что кто-то расспрашивает о ней, о коттедже. Ей казалось это неслучайным. Помогая игрокам не первый год, она привыкла к подозрению, к недоверию, к тому, что нужно быть осторожной ежедневно, ежеминутно. Постоянно. Вопросы Александры звучали настораживающе. Зачем ей информация о камерах? Какое ей дело, когда уехала Наталья? И почему она соврала об экскурсии?

Тревога жгла изнутри. Поговорить бы с кем-нибудь, уменьшить тревогу. Но с кем? В правилах ясно значилось: не говорить об Игре с близкими. А так хотелось. Наталье тяжело было жить с не прекращаемым чувством опасности.