Шрифт:
Расшвыривает могучими руками громовые тучи. Не уйти ему от битвы, не скрыться…
Ещё удар!
Оглушительный крик боли рвется из глубины земли, пронзает Ядвигу насквозь.
Шипит сытой змеёй огневица — небесная холопка. Пусть не в корень — в развилку ствола молния пришлась. Жадный огонь побежал по коже-коре.
Чернеет кора, не каплями живой крови — черным пеплом осыпается горящая листва. Стонет раненый великан.
— Нееет! — кричит в отчаянии юная ведьма. — Не смей!
Спекшиеся от жара губы шепчут наговор: «Мать — сыра земля главная! Водица студеная — дочь ее над всеми стоит. Сынок любимый балованный — ветер Ветерович! Огонь им служить обязан!»
Сердце-жёлудь рвется от натуги, гонит кровь — воду подземных ключей, силится погасить проклятое пламя ледяными глотками.
Живые и мертвые токи родников сплетаются воедино.
Пей, пей, ясный пан!
Со страшным грохотом рушится наземь охваченная огнем половина могучей дубовой кроны.
Дрожь безумной боли сотрясает землю.
— Пей, — зажмурившись, шепчет ведьма, глотая слезы. — Мою кровь пей!
Глухо стучит сердце, тянет воду-кровь к опаленным ветвям, поит силой и безумной надеждой.
Пристыженно утихает буря. Отползает до срока змея-огневица, трусливо прячется в косматых тучах подлая холопка.
Ветер-буян, наигравшись, сворачивает крылья, удивлённо глядючи, как вновь наливаются зеленью младшие ветви гордого великана…
Свежий листок нежно касается заплаканный щеки…
И далеко-далеко, на грани слуха, радуется жизни лесная сопилка…
******
Ядвига открыла глаза и рывком села на постели, медленно провела ладонью по лицу, снимая липкую паутину жуткого сна. Наведенного? Кто его знает!
Перед глазами ещё стояло расколотое надвое дерево.
Быстро нащупала под рубахой заветный жёлудь — бесценный подарок лесного хозяина.
— Мурза, — негромко позвала девочка, тревожно оглядываясь по сторонам.
Темно. Свечи погасли.
Красными огнями тлеют в жаровне угли, словно зарево далеких пожаров. Скрежещут по стеклу ветви старой яблони.
Ветер шумит за окном…
Ядвига спустила ноги с кровати, прислушалась к тишине…ночи?
Она ведь прилегла ненадолго, отдохнуть перед вечерей. Почему слуги не разбудили? Побоялись тревожить панянку, пожалели уставшее «дитятко»?
Мурза юркнула в щель под дверью, крутанулась кубарем вокруг босых ног, нехотя обернулась кошкой. Сверкнули хитрые глазюки, оскалились острые зубки. Мол, что хозяйка прикажет?!
Ядвига протянула руку, коснулась бархатного ушка.
— Буди Ганьку и Юстину. Только не пугай.
Кошка прикрыла желтые огоньки глаз, махнула длинным хвостом и исчезла в темноте.
В комнату робко поскреблись.
— Кто там? — рявкнула Ядвига.
— Це я, Левко! — громкий быстрый шепот. — Меня пан Лих послал. Каже, буди хозяек! И ще до Мартына. Наказал телегу готовить.
Панночка распахнула дверь. Растрепанный со сна мальчишка мялся на пороге. Огарок свечи дрожал в детских ладонях, на стенах плясали живые тени. Юная ведьма, забывшись, шикнула на ночных приблуд. Мелкая домашняя нечисть пугливо втянулась в стену. Левко боязливо покосился в темноту коридора. Вот же глазастый хлопчина, все-то подмечает!
А, ладно!
Не до него сейчас!
— Беги к панне. Ганьку растолкай. Пусть Юстину собирает. Да хорошо кутает. Вещи в узел, — Ядвига задумалась на минуту, и добавила, — Скажи, будут скулить — обеих выпорю. Понял?!
Левко быстро-быстро закивал, удобнее перехватил свечу и понесся по ступеням вниз выполнять хозяйский наказ.
*****
Она бежала к отцовским покоям, на ходу переплетая непослушными пальцами растрепавшуюся косу.
В доме непривычно тихо. Не слышно сумеречных скрипов и осторожных шорохов. Затаились бестолковые домовята. Не выглядывают из темных закутков, почтительно кланяясь юной хозяйке. Лячно обережникам?
Только-только старый дом обзавелся духами-хранителями, и вот теперь…