Улыбка на его лице стала еще шире.

— Я вижу, что страшная болезнь поразила тело мальчика, — юноша вновь посмотрел на ребенка, но тот, то ли боясь, то ли смущаясь, спрятался за сестрой. — Это так ужасно.

— Господин, прошу Вас, — вновь взмолилась девушка, — уходите. Энто не болезнь, а наше родовое проклятие. Оно вредит всем, кто прикасается к моему брату. Я не ведаю, как на нее среагирует тело человека…

— Так давай проверим, — перебил ее Паша, широкими шагами приблизившись к ней и мальчику. — Как я среагирую?

— Нет! — испуганно вскрикнула иргийка. — Прошу Вас! Энто же опасно!

Она опустилась на колени и, прижав к себе брата, скрыла его хрупкое тело от незваного гостя.

— Я умоляю Вас! Во имя Великой Ирги, уходите!

Бледная кожа на руках девушки тут же стала покрываться волдырями, словно ее обожгли кипятком. Мальчик всхлипнул.

Паша брезгливо сжал губы.

— Великая Ирга тебе не поможет. А вот я — могу.

Паша резко вытянул вперед руку и схватил мальчика за пораженное язвочками запястье. Мальчишка вскрикнул и попытался вырваться из цепкой хватки юноши, но тот крепко сжал свои пальцы, не давая ему возможности освободиться.

— Господин, пожалуйста, отпустите его! — вскрикнула иргийка, стараясь расцепить тонкие, холодные как льды Парфе пальцы человека. — Вы навредите себе.

— Ошибаешься, — не согласился с ней Паша, свободной рукой погладив девушку по щеке. — Я держу его уже так долго, но посмотри на свои руки и на мои. Кто же из нас двоих вредит себе?

Девушка повиновалась, посмотрела, и от удивления шире распахнула глаза. На ее руках не было живого места. Новые волдыри начинали лопаться и выпускать из-под поврежденной кожи прозрачную, пахнущую гнилью жижицу. Те места, которые в этот раз не были поражены недугом, напоминали о нем глубокими, вызывающими отвращение рубцами.

Руки же человека были целы и невредимы.

Иргийка несколько раз моргнула, пытаясь не заплакать.

— Как энто возможно? — спросила она, вглядываясь в бледное лицо ее ночного гостя. — Почему, господин, на Вас не действует энто?..

— Что? Проклятие? Болезнь? О, дорогуша, — произнес Паша, еще раз проведя пальцами по щеке девушки. — Все очень просто. Я — человек. И я, и только я могу излечить твоего брата.

— Вы сделаете энто? Поможете ему?

— Конечно! — воскликнул Паша, помогая иргийке подняться на ноги. — Для этого я сюда и пришел, Рибес.

— Вы знаете мое имя…

— В ближайших деревнях только и говорят о красноволосой знахарке. Рибес, твое прекрасное имя, произносят десятки уст. Оно означает… прекрасную ягоду смородину, так?

— Верно.

— А вот о твоем братце никто не знает.

Паша посмотрел на мальчика и только сейчас отпустил его руку. Но иргиец, непривыкший к прикосновениям посторонних к своей коже, не захотел отпускать человека так просто.

— Как тебя зовут, храбрый рыцарь?

— Вольфбери, — представила брата Рибес.

— Вольфбери… Волчья ягода, значит?

Паша потрепал мальчика по волосам.

— Ну что, пойдешь со мной? Я обещаю привести тебя в такое место, где прятаться больше не придется. Никто не будет тебя бояться. Тебя будут уважать.

— Я… Я…

Мальчик посмотрел на сестру.

— И я тоже могу пойти с ним? — спросила Рибес. — Или Вы берете только его?

— Как можно разлучать членов семьи? — развел руками Паша. — Разумеется, моя милая, ты идешь с нами!

— И… куда?.. — осторожно поинтересовалась иргийка.

Сердце в ее груди изнывало от сомнений и страха.

Кто был этот человек? По какой причине он был так добр к ее брату?

— Я иду в Парфе, — не колеблясь, произнес юноша. — Туда, где все началось.

Зефир был зол до чертиков в глазах. Он недовольно сверлил Лиду взглядом, но при посторонних не решался ее отругать. В какой-то степени Лида была даже рада тому, что сейчас ее королевский статус не позволял Зефиру смотреть на нее сверху вниз и держал покровителя на расстоянии.

Лида чувствовала, как раздражение Зефира все сильнее разряжало воздух в помещении, в котором они сейчас находились. Ей бы стоило обнять покровителя, чмокнуть его в щеку и начать лепетать о том, как она была рада его видеть, но суровые блики в глазах Зефира сковывали ее, не давая сделать лишнего движения.

— Может, все-таки обниметесь? — не скрывая в голосе насмешки, спросил у них Максим. — Вы же так давно не виделись.

Лида скосила на Горького недовольный взгляд.

«Чего ты вмешиваешься?» — вопрошала она у него, скорчив недовольное лицо, на что Максим лишь шире усмехнулся.