– Молви хоть словечко!
– умолял ее шедший рядом отец Карп. Она улыбалась. Видимо, ей было приятно, что ею так интересуются. Над попом смеялись.

– Что? Иль и тебя прихватило?!

Поп краснел, обливаясь потом, хотя и было холодно.

– Ну, вы, тише, тише... Не безобразьте, - одернул их цыган. Испугать девчонку можно... Неловко.

Все расхохотались: - Девчонка! Хороша девчонка!

– Вот и девчонка...
– огрызнулся цыган.
– Вы в зубы ей не глядели... И не знаете...

– А ты глядел?

Новый взрыв хохота.

Поп никак не мог сдержаться, чтобы не вмешаться в разговор.

– Лобзания красивых лиц должно настолько же остерегаться, насколько укушений ядовитых животных...

Цыган показал ему кулак: "Видел?"

Опять хохот.

Из шатра вышел Софрон. Он удивленно встретил шествие, приближавшееся к нему.

– Здорово, атаман!
– весело крикнул Сыч.
– Пленницу привел, - указал он на Степаниду.
– Отбил у неприятеля. Персидскую княжну.

Софрон улыбнулся.

– Здорово!
– протянул он руку Степаниде.
– Ты как попала к нам?

Степанида ловко соскочила с лошади, сверкнув белизною коленок и малиновым шелком исподней юбки (перешила из рясы).

Софрон и цыган вошли в шатер, пропустив вперед Степаниду. Братаны остались на воле и, почесывая затылки, с разочарованным видом стали расходиться.

Цыган рассказал о всех своих приключениях. Софрон спросил его насчет Зубова. Оказывается, Зубов еще из Нижнего не возвращался. Софрон и вся ватага были очень довольны Зубовым. Если бы не он, не разбить бы цейхгауза.

Сыч сказал, что видел Зубова на базаре с каким-то другим человеком, оба они хотели идти в Крестовоздвиженский монастырь. Степанида насторожилась. Софрон спросил: значит, он еще не передал записку кому нужно? Цыган ответил: "Нет!" Тогда и Сыч и Степанида заметили беспокойство на лице Софрона. Степанида уже поняла, в чем дело. Смекалиста была жонка на этот счет, однако промолчала. "И разбойники любовью занимаются..." подумала про себя, но вида никакого не показала, ибо у нее своя была цель, ради которой она приехала сюда, в становище.

Цыган ушел. Степанида и Софрон остались одни. Им подали есть. Не весьма жирный ужин.

– Благодарствую.

Софрон низко поклонился жонке. Она ответила ему тем же.

– Ты - не кто иной - спасла меня от темницы... Это я знаю.

– Не я, а бедный наш народ... Наказали мне - я исполнила.

– Знаю все. А что стало с приставом?

– Сидит в земляной тюрьме.

– Жалко его. А как поживает дружок твой, боевой кузнец Филька?

– Тоскует.

– О чем же он тоскует?

– О бедности, о скудости... О скудости пожитка...

Софрон сказал:

– Корысть ненасытна. Богатство более служит ко злу, чем к добру. Не надо об этом беспокоиться.

Степанида не совсем довольна осталась этими словами атамана. У нее на языке вертелось свое, о чем она долго думала и ради чего, собственно, и приехала сюда.

– Богатый господствует над бедным, и должник делается рабом заимодавца... Об этом даже сам Соломон сказал. И в жизни так оно и бывает, и никто этого не изменил еще. А надо бы!

Степанида высказала свою мысль громко и серьезно. Лицо ее выражало упрямство. Видимо, она приготовилась стойко вести спор об этом, не желая отступать ни на йоту. Софрон тоже был серьезен, слегка нахмурился.

– Да, так это и есть. Не спорю.
– На лице Степаниды мелькнула насмешливая улыбка.
– Может ли, однако, ватага существовать без денег?

Софрон удивленно вскинул бровями.

– Одним господним именем не прокормишься...

Софрон молчал.

– Тогда на что же надеетесь вы?

– На помощь вашей братии... На гостей нижегородских и керженских. На тех, за кого мы боремся.

– Плохо ты знаешь нашу братию. Они велеречивы, но скупы. Думают только об обогащении своем. От них нечего ждать. Я хорошо знаю. И вам надо иметь свое богатство...

– Что можем, берем своей рукой. Богачей не щадим.

– А раскольщиков? Ихних торговых людей?

– Не трогаем.

– Чего их щадить?! Они сами на стороне царя. И неужели до сей поры не скопили вы клада себе?

Софрон засмеялся.