Дороти вынырнула из чужих ощущений – виски ломило, колени тряслись, но хватки она не разжала, и ее снова с головой окунуло в чужую смерть.

Доран, словно не замечая, что его удерживают, продолжал тянуть Рог Хозяина Океана к синим губам.

– Доран! – позвала Дороти, чувствуя, что вся ее сила не может противиться мощи смерти. – Нет! Очнись! Вспомни! Вспомни меня…

Доран вздрогнул, просыпаясь, сморгнул пелену перед глазами и уставился на Дороти изумленно, словно та сама была фамильным привидением. Тонкие нити, тянущиеся от плеч Дорана к кораблю, тревожно затряслись, обрастая иглами льда. Из палубных досок живо взметнулись новые паутинки, захватывая лодыжки, оплетая. Не пуская.

Дороти ощутила, как удушье отступило, тяжесть, давящая на плечи, на миг исчезла, но потом вернулась, а голод и вовсе не отпускал. Похоже, что держать себя в узде и не делиться смертью у Дорана выходило из рук вон худо.

Его и без того изможденное лицо осунулось еще больше, по щеке расползлось гниющее пятно.

Одновременно с этим “Свобода” сдвинулась с места, выходя из-под прикрытия призрака на открытую воду, и Дороти услышала, как там, на орудийной палубе, лязгают колесами готовые к атаке пушки.

– Я голоден, Дороти, – тихо, точно извиняясь, прошептал Доран и посмотрел на Рог. – Очень голоден. Я устал. Уйди с дороги.

– Не могу. Все могу – помочь тебе, смерть с тобой разделить, дыхание, быть рядом до самого конца, а вот уйти с дороги, прости, не могу. Там мои люди – и на “Свободе”, и на “Каракатице”. Я не дам их сожрать – даже тебе, – Дороти ухватила черное запястье второй рукой и охнула от вновь пришедшего жжения в легких, но все же договорила: – Помоги нам! Их слишком много. Помоги мне разобраться с ними, и я клянусь, что голода больше не будет. Но ты должен сам решить, сам отказаться от Рога.

– Уйди, Дороти. Я помню тебя. Я не помню других. Я голоден.

– Тогда придется взять и меня в компанию. Десертом.

И Дороти совершила невозможное – отпустила его.

Доран качнулся, словно был пьян, несколько морозных нитей лопнули, но остальные, кажется, стали еще толще. Мутная пелена пленкой вернулась на его глаза, а капающая с волос вода превратилась в тонкие струи. Иней заполз на спину и оплел руку, в которой Доран сжимал Рог.

Нужно было выбирать – следовать дальше плану, сделав ставку на старую дружбу, мертвую любовь и пыльные воспоминания, или пустить в ход Сердце Океана прямо сейчас и погибнуть после. Доверять или погибать. Потому что сейчас решение было не за ней, а за Дораном.

И решиться и решить он должен был сам.

Дороти сделала шаг назад – самый тяжелый и трудный. Потому что быть рядом и отступить, оставить того, кого любишь, дать ему спасти себя самому – это сложнее всего.

Но Дороти шагнула, потом еще, еще, разбежалась, оттолкнулась и перепрыгнула на борт отходящей от “Холодного сердца” “Свободы”. Уцепилась за веревочный трап, поймала равновесие и спрыгнула на палубу.

– Возьми свое! – снова повелительно грянуло в спину с “Лилии”, но Дороти уже не слушала – бежала на орудийную палубу, где пушки давали первый залп.

Похоже, Бринна решила потренироваться на мелкой мишени, прежде чем нападать на крупную рыбу, и первый залп пришелся в остов литайского корабля.

Тот успел уйти от атаки – слился с туманом, растворился, точно его и не бывало. Обглоданные ребра каркаса на миг растеклись, пропуская залп мимо. Ядра, пролетев насквозь, ударили в его менее удачливого собрата – пузатый коф Республики, который то ли не умел исчезать, то ли был не так проворен.

Над водой раздался оглушительный стон, полный такой муки, что захотелось опустить руки, скорчиться, обняв колени, и умереть. Но умирать было пока рано, и без того вокруг покойников хватало.

– Не нравится поганцам! – выкрикнул кто-то из матросов, ликующе вскинул руку. – Именем нашего богами поцелованного боцмана…

– Пасть завали, – мрачно прогудел Саммерс, подкатывая к разряженному орудию ядра. – А то призрак в рот залетит, через зад вылетит.

Но матрос был прав – ядра, посвященные светлым богам, срабатывали. Не так всеобъемлюще, как от них ожидалось, но мертвым они доставляли явное неудобство, если не сказать боль.

Трирема, получившая прямой заряд освященной картечи в бок, шарахнулась в сторону от “Свободы”, как белошвейка от чумного нищего, и “Свобода” медленно двинулась вперед, расчищая себе дорогу редкими и точными залпами, скорее отпугивая призраков, чем серьезно им вредя.

Дороти приподняла пушку, чувствуя, как в шею впиваются тонкие острые грани-зубчики – Сердце Океана начало забирать свою дань в обмен на помощь. Камень, один раз распробовав кровь, начинал требовать плату все скорее. Как упырь кладбищенский!