Уже через девять часов наш самолет сел в Домодедово и мы спокойно прошли регистрацию.

Никита вел себя спокойно, но очень настороженно и что приятно, жался ко мне как к единственному ориентиру.

На выходе нас ждал Серый, серьезный как никогда. Я замедлила шаг, почувствовав неладное и посмотрела на Юру.

Тот затормозил, напрягаясь всем телом и сделал шаг назад. К нам уже мчались офицеры полиции. Двое из них зашли Юре за спину, а один зачитывал права. И конечно неподалеку стояла камера московского телевидения.

Его обвинили в моем похищении, еще ряде правонарушений и повели на выход, не дав даже обернуться, а я стояла не шевелясь, чувствуя как ко мне приближается истерика.

Ко мне тут же подоспел Серый, и я невольно уткнулась ему в плечо, прижимая к себе Никиту.

— Скажи, что ты разберешься, — потребовала я, сквозь слезы.

— Да, но выборы мы проиграли. Андронов сделал ход конем. Опять.

****

Юра вышел из тюрьмы вечером, через четыре дня после прогремевшей победы Никифорова и почти не разговаривал, пока мы ехали домой.

Да, теперь я в полной мере могу называть этот особняк в лесу, своим домом. Тем более, что Юля теперь не маячит перед глазами, ее обязанности выполняет очень приятная женщина с мопсом, с которым подружился Никита. Он кстати, хоть немного оживает и обживается. Но мысли об Алене его не покидали.

— Как он? — спросил меня Юра, уже почти на подъезде к воротам.

— Нормально, — повернулась я к нему и убрала со лба сбившийся локон. Он захватил в плен мою руку и поцеловал каждый пальчик.

Эта незатейливая ласка вызвала шквал эмоций. Первой и самой главной была радость, что он не ведет себя грубо и не злится. Хотя все права у него на это были.

— Как сама? Там будем жить или хочешь новый дом? Теперь деньги на всяких клоунов тратить не надо. Теперь можно спускать, все что я заработал.

— Юр, — подсела я чуть ближе и взяла его грубое лицо в свои нежные ладони, заглядывая в темные немного грустные глаза. — У нас еще будет шанс, и не один. Вместе мы справимся. Думаю, что на пути у тебя больше не встанет полуизнасилованных женщин, — попыталась разрядить я обстановку. И кажется, вышло.

Он улыбнулся и мазнул мои губы поцелуем.

— Да, верно, теперь одна такая стала моей женой. Не жалеешь?

Я закатила глаза, и обняла его за шею, притягивая к себе, пока за окнами проносился лес, украшенный мглой сумерек.

— Ты мне никогда не оставлял выбора.

— Я если честно даже сейчас не могу тебе его предоставить.

— И не надо, — шепнула я, — Ты единственная клетка, в которой быть заключенной мне по душе.

— Брак с тобой единственные кандалы, которые я одел без сожаления.

Сердце мгновенно забилось чаще, а по телу прошла судорога волнения. Такие слова лучше любого признания в любви. В такие слова веришь безоговорочно.

Юра уже потянулся к моим губам, воздух между нами стал густой и пряный, наполненный нашими запахами возбуждения, но супруг не коснулся моих губ, хотя я уже была готова попросить закрыть перегородку и прямо здесь предаться страсти.

— Юр, — непонимающе шепнула я с придыханием, пока он рассматривал мое лицо и даже слизнул капельку пота, юрко бегущую по виску.

— Я вряд ли смогу остановиться, когда мы приедем. Я всю неделю мысленно трахал тебя в самых немыслимых позах.

Хочу попробовать их все. Пару часов подождать я могу.

Меня сковало наслаждение только от этих грубоватых слов, и я облизнула пересохшие губы. Я гордилась его выдержкой, понимая, что моя летит к черту и сама потянулась к поясу его брюк.

Вот интересно, я сейчас больше дразню его, залезая рукой в трусы и обхватывая толстый, каменный, налившийся кровью член. Или себя?

— Рыжая, ты играешь с огнем.

— Я давно его победила, — улыбнулась я, и быстро вытащила руку, облизывая каждый пальчик по очереди, краем глаза наблюдая как Юру понемногу потряхивает.

Мы успели доехать до дома и даже застать Никиту, быстро поздороваться с ним, перекусить и поднялись на вверх.

Я продолжала идти медленно, дразнить Юру покачиванием бедер, но кажется не знала, на что нарывалась.

Как только мы оказались в спальне, и за моей спиной в двери повернулся ключ, образовалась гнетущая тишина.