Мы замолчали и он рванную в сторону, но я его за рукав и стал тащить в машину.

– Я пойду за Аленой! Сам! Отпусти придурок! Вы все одинаковые! Она маленькая! Она без меня не сможет! Не сможет!

– Остынь, — запихнул я его в наш джип, на что получил осуждающий взгляд Лисски. — Ну что я мальчик, что ли бегать за ним? Остынет, все поймет.

Она все равно задрала подбородок и села в машину, попытавшись прикоснуться к мальчику, но ему явно было не до того.

Если он понял, какое дерьмо этот мир, то смирится с тем, что некоторые люди потеряны для нас навсегда. И я так думал про Лисску. И то что мы столкнулись в клубе, большая удача. Теперь главное не просрать свой шанс

****

*** Лисска***

Никита почти не разговаривал. Все спрашивал про Алену, пытался убежать, пока мы делали тесты ДНК и оформляли документы. Ушла на это все неделя, за которую он обычно или читал, или рисовал машины, или просто смотрел, как ветер раздувает дождь и облака на небе. Кроме тех моментов, когда за ним приходилось бегать по городу.

— Он вообще нормальный? — осторожно, но грубовато поинтересовался Юра, пока я в очередной раз заглядывала в комнату съемной квартиры.

Я знала, что и он на пределе.

Я запретила к себе прикасаться в квартире, потому что не хотела еще больше травмировать психику ребенка, а из квартиры я почти не выходила, постоянно наблюдая за сыном.

Я просто не могла на него насмотреться, на эти знакомые и незнакомые черты лица, волосы и ту самую ямочку.

А еще мы ждали новостей об Алене и других девочках, но их след простыл…

— Как ты можешь так говорить о своем сыне? — прошипела я Юре, зло на него посмотрев и вернула взгляд в комнату, отведенную для Никиты — большую спальню с полукруглым большим окном и широким подоконником, на котором он собственно, сейчас и сидел.

— Ну, так чего он пришибленный такой?

— Себя вспомни!

— Я был нормальный, — буркнул Юра, но почему-то отошел и не стал продолжать спор.

Документы на Никиту были у нас на руках и мы могли лететь в Москву хоть сию секунду, тем более, что завтра должны были состояться выборы. Удивительно, как быстро пролетело время.

И если Самсонов на них не появится, то проиграет.

Сам он ходил по комнате, как загнанный зверь, то и дело тер лицо, трепал себе волосы. Он почти не подходил к сыну, не зная с какой стороны подступиться.

О чем говорить.

А тут вдруг подошел, отодвинул меня от щели в двери и открыл ее настежь, а затем закрыл. Прямо перед моим носом, я только и успела сказать:

— А? — а потом крикнула:

— Только не бей его, иначе я тебя убью!

Замок снова щелкнул и дверь раскрылась, на меня как на полоумную смотрел Юра и даже Никита.

— И кто тут вредит психике ребенка? Иди. Не знаю… на маникюр сходи. Чем вы бабы, обычно занимаетесь?

Я на это только фыркнула, отвернулась, но не отошла ни на шаг, зная что не смогу ничем заниматься, если не подслушаю первый настоящий разговор отца и сына.

— Она обещала.

— Не было такого, я тоже там был, — тихо и даже довольно спокойно говорил Юра. — Она сказала, что полисмены сделают все возможное.

— Но они не делают! Ничего не делают!

— Не все в наших силах. Послушай, пацан. Сейчас ты никто, и оставшись в Лондоне, ты ничего не сможешь сделать, но ты вырастешь… Ты станешь мужчиной и у тебя появится власть.

— Откуда?

— Потому что я помогу тебе.

— Зачем тебе, мне помогать? Я просто оборванец. Я лучше останусь здесь и буду искать ее сам. Вы мне мешаете!

— А найдешь новое рабство, или тюрьму, или смерть. В России ты научишься ставить людям свои условия и однажды найдешь ее. Где бы она не была.

Молчание после слов, правильных слов Самсона было долгим. Я так им загордилась, что невольно ощутила стеснение в сердце и ком в горле, слезы сами потекли из глаз. Я не стала их останавливать.

— Она меня забудет?

— Если у вас там что-то…

— Нет! Придурок! Она же маленькая еще!

— Да я не про то! Я про эти ваши чувства. Любовь-морковь. В общем бабы, они не забывают, даже если…

— А вы любите Мелиссу?

— Ну, — замялся Юра, а я невольно затаила дыхание. — Типа того, только ей не говори. Подумает еще, что я размяк.

— Алена станет проституткой! — вдруг рыкнул Никита и горько зарыдал.

Меня сковала такая лютая жалость, что захотелось обнять мальчика, объяснить, что не все в этом мире бывает так просто. Что он полон зла, а мы должны если не бороться, то хотя бы не переходить на ту сторону.

— Твоя Алена останется жива, пацан, и если ты захочешь ее найти, то найдешь. Несмотря на ее вынужденную профессию.