Хозяин кабинета в белом халате поверх строгого костюма крутился вокруг письменного стола, то приседая на мягкий табурет, то снова вскакивая — и застывая, как будто прислушиваясь к советам наимудрейшей Клио.

Его густые волосы, склонные виться, были слегка встрепаны, а модный узкий галстук распущен.

— Шалом, Израэль Аркадьевич, — сказала Елена воркующим голосом.

Динавицер, постепенно спускаясь с высших сфер, растерянно затянул:

— Э-э… Здравствуйте. Чем могу?

— Сейчас узнаете, — Фон Ливен, не найдя «гостевого» кресла, заняла хозяйскую табуретку. — Меня зовут Елена Владимировна, для вас просто Елена — так проще. Мой чин не имеет значения, а звание — майор госбезопасности. Удостоверение показать?

— Н-нет, — запнулся Израэль. — Верю.

— Вот и отлично… — протянула Елена, вытягивая ладонь и внимательно рассматривая ногти — маникюр был безупречен. — Нам стало известно, товарищ Динавицер, что вы отслеживаете родословную Маргариты Николаевны Гариной. Собираете сведения о ее происхождении и тому подобных вещах…

— А что, нельзя? — насупился историк.

— Нельзя, — сухо ответила Фон Ливен. — Можете интересоваться предками вашей Альбины, или Зинаиды Жуковой, или любой иной одноклассницы, но копаться в прошлом Маргариты Гариной прекращайте. Кстати, много уже нарыли?

— Да нет… — промямлил Израэль, вытаскивая тощую папку.

Елена без особых церемоний забрала ее, пролистала, похмыкала.

— Неплохо для кандидата исторических наук, — заценила она с беглой улыбкой. — Так… Папку я изымаю. И очень надеюсь, что ваши генеалогические изыскания не возобновятся. Иначе мы, выражаясь скучным официальным языком, сделаем выводы и примем меры.

— Да понял я, понял… — забурчал Динавицер, и глянул исподлобья. — Вы хоть намекните, что за тайна?

— Во многой мудрости многие печали, — пропела Елена фон Ливен, уходя, — и кто умножает знания, тот умножает скорбь…

Вечер того же дня

Москва, проспект Вернадского

Инны долго не было, и я не стал ждать милостей от природы.

Хорошенько помок под душем, хотя переодеться в чистое у меня не получилось — не во что, а затем отправился на кухню — ужин творить.

Кусок мяса в морозилке, картошка, лук-морковка, приправы…

Сочинил, короче, жаркое. Два вялых помидорчика пошли на салат. Чем не пир? А тем, что у Инны к чаю даже конфетки не сыщешь…

В нижнем ящике буфета, где я сыскал лук, перекатывалось единственное, но крупное яблоко. Твердое, кислое, но для шарлотки — самое то.

Короче, сварганил и пирог — сдобный запах ванили так и витал, проникая в прихожку и достигая «зала».

Между делом я включил маленький телик, свисавший на кронштейне. Для хозяйки удобно — раскатываешь тесто или трешь морковь, а заодно созерцаешь мир, такой же бестолковый, как и в «Альфе».

На экране мелькали плакаты очередной демонстрации в Лондоне — бравые «бобби» лихо разгоняли протестующих…

А тут, оказывается, тоже была своя «Железная леди», вот только здешней Мэгги Тетчер не везло. Захотела пободаться с Гальтиери и отобрать Фолькленды, да не учла дружбы аргентинского презика с «Железным Шуриком».

Дело даже не в том, что АТАВКР «Ленин» утюжил волны Южной Атлантики, нервируя британских адмиралов, а в превосходстве советских ракет.

Англам удалось потопить крейсер «Хенераль Бельграно», зато аргентинцы пустили на дно авианосец «Инвисибл», десантный корабль «Сэр Галахэд», новейшие эсминцы «Шеффилд» и «Ковентри», военный контейнеровоз «Атлантик Конвейер», а флагман британской эскадры, авианосец «Гермес», серьезно повредили. Ну, это, не считая десятков «Харриеров» и стратегов «Вулкан», рухнувших на твердь или спикировавших в воду.

В итоге Гальтиери торжественно спустил «Юнион Джек» в Порт-Стенли, перекрестив столицу Мальвинских островов в Пуэрто-Архентино, а вот Мэгги освистали, закидав тухлыми яйцами — и образно, и буквально.

«Патриа о муэрте! Венцеремос!» — хмыкнул я.

Телик забубнил о житье-бытье в экзотичном Кабуле — седобородые аксакалы дружелюбно кивали пришлым «шурави» — геологам и строителям ГЭС.

Слава Шелепину, советский народ не узнал афганской войны, хотя наши основательно завязли в Сомали. Где-то прибыло, где-то убыло.

Однако, вникая помаленьку в здешнюю реальность, я начал понимать, что меняться она стала гораздо раньше, еще в пятидесятых. Бета-версия Хрущева оказалась умней и прозорливей — Никита не стал развенчивать культ личности на ХХ съезде. Он использовал тактику умолчания — Сталин как бы выпал из поля народного зрения. Хотя тело вождя не выносили из Мавзолея, и по-прежнему гранитом были выложены обе великих фамилии. Оттого и Мао, хоть и морщился, но на разрыв не шел — «русский с китайцем — братья навек!» — нон-стоп, без перерыва…