Шрифт:
Повесив трубку, Бур Бурыч медленно проговорил:
— А я бы рассмотрел возможность того, что планетоидов было
два — один ударил пару миллиардов лет назад, а другой…
в мезозое, в середине или в начале мелового периода, самое
давнее — сто миллионов лет назад… И упал он в тот же кратер!
— Очень даже неплохая версия, — одобрительно кивнул Береговой, щурясь. — Насколько я помню астрономию, в те времена Солнце как раз прорезало экваториальную плоскость Галактики… Приблизилось к сгущенным звездным системам центральных областей, а там планетоидов, как снега зимой!
Кудряшов вскочил и нервно заходил по кабинету.
— Буровые работы в Море Дождей начнутся летом, — спокойно заговорил Георгий Тимофеевич, следя за его метаниями. — Меня уполномочили официально предложить вам возглавить и вести их.
Бур Бурыч резко затормозил, и повернул к искусителю бледное лицо.
— Где? — вытолкнул он.
— На Луне, — по-прежнему спокойно ответил генерал-лейтенант.
— Ох… — поник Кудряшов. — Вы хоть знаете, сколько мне лет?
— Возраст не помеха! — небрежно отмахнулся Георгий Тимофеевич. — Я полетел в космос в сорок четыре. Так, когда это было! А сейчас медики резко убавили строгость. Или, по-вашему, на станции «Восток», где нечем дышать, зато морозы под девяносто, не требуется лошадиное здоровье?
Борис Борисович забегал еще пуще, и снова замер, сварливо воскликнув:
— Только учтите, я без Федора ни на какую Луну не полечу!
— А… кто такой Федор?
— Мой напарник и соавтор всех без исключения работ по Антарктиде!
Береговой хладнокровно вынул записную книжку, и зажал в пальцах ручку «БИК».
— Фамилия?
— Чья?
— Вашего напарника и соавтора.
— Дворский, — выдохнул проректор. — Федор Дмитриевич.
Генерал-лейтенант поднялся, и пожал руку Кудряшову.
— Жду вас обоих второго мая в Центре подготовки космонавтов. Ровно в полдень. И прошу не опаздывать.
Суббота, 29 апреля. Вечер
«Бета»
Ленинград, улица Маяковского
За мой честный труд по наладке и починке компов мне отвалили ровно сто восемьдесят рэ, в чем я и расписался в графе «Получил». Размашисто, с завитушками — «Томин». Хватит на первое время…
Наш белый пароход уже подходил к причалу, радостно гудя. На пристани качалась, волновалась толпа встречающих, а палуба была полна прибывающими. Радостная взвинченность владела и экипажем, и полярниками — огромные заросшие мужики орали, махали руками, и даже подпрыгивали от детского нетерпения.
Один лишь я был чужим на здешнем празднике жизни…
«Профессор Визе» мягко подвалил к причальной стенке, по-медвежьи зажимая плетеные кранцы, и вот он — трап! Загудел настил под суетливыми шагами…
Я влился в коллектив, и со всеми вместе встретил бдительных таможенников и погранцов, стоявших на страже рубежей Родины. Гулял у меня по спине холодок — обратит ли кто внимание на приписку к другому судну? Или на весьма отдаленное сходство Михаила Гарина с Александром Томиным? Я даже бриться перестал, лишь бы соответствовать фото в паспорте, однако замороченная таможня дала «добро».
Не отягощенный багажом, я вышел в город, и добрался до станции «Василеостровская». Ленинград знаком мне довольно поверхностно, поэтому я спустился в метро, доехав до «Гостиного двора». Решил, что Невский проспект расскажет — и покажет — мне больше, чем нумерованные линии.
По виду всё было узнаваемым — люди, дома, даже мода. Но вот, если приглядеться…
«Бета-Ленинград» готовился к Первомаю, и повсюду трепетали красные знамена… со светло-синей полосой у древка. Флаг РСФСР!
Ну, это меня не слишком поразило. Еще Ленка Браилова рассказывала, что здешний Хрущев, хоть и ярый антисталинист, однако, по сути, воплотил в жизнь сталинский план автономизации. Заявил с высокой трибуны о «едином советском народе»? Молодец, «кукурузник»! Стало быть, и СССР должен быть «единым, великим и неделимым»…
Затем я пригляделся к машинам, шуровавшим по проспекту. Мне, привыкшему к обилию «Вартбургов», «Юго», «Татр» и «Шкод» на улицах, не хватало этих марок. Но и «Жигулей» не видать! Вероятно, в шестьдесят шестом политика не вмешалась в дела автопрома, и контракт заключили не с «ФИАТом», а все-таки с «Рено». Что ж, выбор удачный. У модели «Рено-16» очень мягкий ход и сильная подвеска — находка для плохих дорог!
Вон они, катаются… Взад-вперед…
Набрав газет в ближайшем киоске, я заглянул в магазин «Продукты», и свернул на Маяковского. Где-то здесь был прописан человек, за которого я себя выдаю.
До нужного дома я дошагал уже в потемках. На улице горели фонари, а мой путь лежал под арку темной подворотни, перекрытой единственной ржавой створкой ворот.
Двор-колодец не угнетал достоевщиной, его замыкали дома от трех до пяти этажей, и даже пара деревьев вымахала, взламывая асфальт. Разве что глухая, облезлая стена брандмауэра портила вид и настроение.
Отыскав нужное парадное, я поднялся на последний этаж. Тусклая лампочка едва освещала лестничную площадку, но то, что нужно, разглядеть удалось — Томин проживал в коммуналке.