Шрифт:
Патриарх всея Руси Иов, теперь уже признанный всем православным христианским миром и утверждённый в звании Вселенским Собором, передал ведение службы в Успенском соборе Геласию и позвал Бориса Годунова в алтарь, дочитал правителю грамоту:
— Сие обращение патриарха Иеремии к нам с тобой, — начал Иов, — и написано тут о том, чтобы мы приняли грамоту с благодарностью и тихомирием. И ещё чтобы позаботились с усердием о митрополите Терновском Власии. Да пуще всего при царе и царице попечаловались о его горькой судьбе, дабы высочайший царь сотворил пригожую помощь. И меня просят. Пишут, «как обещал ты нас миловать при постановлении своём в своей палате, и мы кроме Бога и святого царя надежды ни от кого не имеем», — пересказывал Иов грамоту. — «Патриаршества Царьградского не может никто воздвигнуть и устроить по-прежнему, кроме святого русского царя». — Иов посмотрел на Годунова и горестно сказал: — Вот такая печаль пришла в наш дом вместе с радостью. Ан не откажем просящему да возбодрим страждущего.
Борис сказал проще:
— Придётся раскошелиться, святейший владыко. Пойдём вместе к царю-батюшке. Царская казна ноне полна. Царь от щедрот своих токмо возвеличится.
Иов хотел сказать: «Дай тебе Всевышний долгих лет», — но воздержался и позвал Бориса молиться.
Вечером того же дня Иов принял в своих палатах митрополита Терновского Власия. В беседе за ужином митрополит попросил:
— Святейший владыко, выслушай меня.
— Говори, брат мой во Христе.
— Привёз я из Константинополя от патриарха Иеремии дары вашему правителю Борису да грамоту малую. Сведи меня с ним, святейший владыко, поелику возможно.
— Исполню твою волю, брат мой, сегодня же.
Митрополит велел услужителю принести дары, и пока тот ходил, Власий рассказал, как трудно живёт его Терновская епархия, народ которой, как и все болгары, страдал от притеснения турок.
Вскоре услужитель вернулся, и патриарх повёл гостей в палаты Годунова. Их встретили жена и дочь Бориса. Глядя на Ксению, никто и никогда бы не подумал, что она дочь Марии. Ангельская красота Ксении, благородство осанки умилили старца. Суровое же, аскетическое лицо Марии даже неробких людей смущало до душевного трепета. Было в ней всё от отца Малюты Скуратова: и гордая стать, и властность характера, и, временами, — жестокость безмерная. Она мало кого почитала, кроме мужа и царя. Но всегда была обходительна и ласкова с Иовом. Он был её духовником и имел над нею власть. Да ещё побаивалась Мария властной домоправительницы Иова, Серафимы.
— Святейший владыко, поздравляем с возвеличением. — И склонилась перед патриархом: — Благослови, отче.
— Во имя Отца и Сына и Святого Духа! — произнёс Иов и положил руку ей на голову. — Аминь! — Потом Иов приласкал Ксению. Она была копией отца. Те же полувосточные глаза от далёкого предка мурзы Чета, та же горделивость. Даже голову она держала «по-годуновски», чуть откинув назад и склонив вправо.
В залу вышел Борис. Иов сказал:
— Прости, что так поздно к тебе, сын мой. Митрополит Власий желает вручить тебе дары патриарха Иеремии и его грамоту.
Митрополит подал Годунову бумагу. Борис сразу же передал её патриарху.
— Я признателен за внимание Вселенского первосвятителя, — ответил Борис.
Тем временем услужитель митрополита Власия поднёс дары. Он держал два полотна атласа золотного, саблю булатную и два сосуда восточных.
— Прими, великий правитель, дары первосвятителя Иеремии, — сказал Власий.
Борис был озадачен. На Руси не было такого, чтобы от священнослужителей дары принимать. Он посмотрел на Иова. Патриарх понял Бориса и лёгким покачиванием головы дал знать, что сих даров принимать не следует.
— Да простит меня патриарх Иеремия, но нам у вас даров брать не подобает. Мы должны вас наградить, чем Бог послал. — Но в то же время Борис потрогал сосуды и похвалил их: — Басота у них сказочная, но...
— Не обижай нас за чистоту сердечного порыва, — настаивал Власий, — выбери то, что по душе, правитель. — И он протянул Борису сосуды. — Тебя поразила их красота, прими.
Иов подошёл к дарам, взял один фарфоровый сосуд, осмотрел его и подал Борису.
— Сии сосуды правитель примет.
— Истинно они мне по душе. Таких добрых у меня нет. — И Борис принял сосуды, бережно поставил их и спросил о том, чем давно был озабочен:
— Скажи, владыко Терновский, как держали Собор об учреждении Московского патриаршества? С ведома ли султана и пашей?
— Собор был держан, доложа султану, — ответил без заминки Власий.
— Да простит меня святейший владыка всея Руси, — Борис сделал поклон Иову, — нам нужно печься о мире с султаном. А то какой же мир, если он был против нашего православного престола.
— Ты прав, сын мой, мир для нас дороже всего, — поддержал правителя патриарх.
Борис подумал о том, что ввиду позднего часа затевать с Власием долгую беседу нет нужды, сказал ему:
— Святой отче, благодарю тебя за посещение моего дома. Завтра мы выпьем с тобой русской медовухи, а ноне дай нам подумать над грамотой патриарха Иеремии. И пусть твой сон будет крепким: всё, о чём просит в грамоте святейший, мы исполним. — И Борис поклонился Власию. А патриарху Иову он сказал: — Отче святейший, я буду ждать тебя.
