Многих угличан с семьями, со скарбом и животиной погнали в сибирскую ссылку и населили ими город Пелым. С того времени вотчина князей Нагих город Углич стал приходить в запущение, обречённый на медленное вымирание.

Тела всех убитых при бессудной расправе в день смерти Дмитрия вынули из ямы на городской свалке, положили в гробы, привезли в церковь, отпели и похоронили в ограде соборной церкви, в виду дворца Нагих.

Угличские события постепенно стали забываться. Но ненадолго. Близился час, когда они дадут о себе знать с новой силой…

А пока Россия пребывала в тишине, словно после буйных хмельных праздников. Оно, похмелье, всегда тяжело переносится. Но народ живёт больше упованием на будущее, нежели трепетом за прошлое. Был Иван Грозный — канул в лета; случилось убийство в Угличе — миновало и тоже преданием становится. А вот что впереди — занавеску-то каждому хочется приоткрыть, заглянуть в будущее. Да как заглянешь?! На Москве и по всей России после казни ведуна Андрюшки Молчанова охота началась на ведьм, чародеев и колдунов. Будто и повеления ни от кого не исходило, а объезжие и приставы навострились отлавливать всех, кто пророчествовал.

Но про всякие нечистые силы, про ведунов и ведьм забывают, как только на небе ясное солнышко появляется. Вскоре же после Углича небо над Россией стало солнечным, ясным и жизнь потекла боголепнее. А тут кстати из Корсуни пришли вести о том, что едут в Москву послы Вселенской православной церкви. Ещё никто из священнослужителей не знал толком, какие грамоты они везут, но все были уверены, что с добрыми вестями. И то сказать: чего ради им больше месяца корм переводить, гнать коней через полсвета с плохими вестями. Гонца бы хватило послать. А коль в каретах, само собой — за милостыней. Как бы то ни было, а послы — это всегда важные дела, важные события. И по Москве начали благовестить колокола.

Как раз праздник Владимирской иконы Пресвятой Богородицы подоспел. Патриарх вёл торжественную литургию в главном соборе державы — Успенском. Хор пел тропарь: «Днесь светло красуется славнейший град Москва, яко зарю солнечную восприимши, Владычице, чудотворную твою икону, к ней же ныне мы притекающе и молящеся...» А тут митрополит Крутицкий Геласий появился. Шагал широко. Был возбуждён. Глас под купол собора улетел.

— Святейший владыко, прости за порыв. Радость великая пришла: послы царьградские в первопрестольную пожаловали, заставу уже миновали!

— Слава Отцу и Сыну и Святому Духу! — воскликнул Иов, подняв глаза под купол собора. И распорядился: — Дай повеление благовестить, брат мой!

Такое повеление как не исполнить, вмиг полетела команда на кремлёвские колокольни. И вот уже князь московских колоколов «Лебедь» дал о себе знать. Минуту-другую Москва прислушивалась к нему. И поняла, в чём справа, и отозвалась тысячью звонных голосов.

— Лепота! — восторгался Геласий.

— Боголепно! — признал Иов.

Патриарх и митрополит вышли из собора. За ними потянулось всё духовенство, которое было в этот час в кремлёвских соборах. Архиереи двинулись встречать царьградских послов. Вот и Фроловы ворота миновали. Не по уставу сие. Да что там устав, ежели долгожданных гостей встречали. Но на Красной площади — людское море — ноне большой торговый день. Иов решил вернуться в Кремль и ждать гостей на Соборной площади. Так и сделали. Ждали недолго. Шум ликующий на Красной площади возник, в Кремль докатился, колокола веселее заговорили. Да из Фроловых ворот запылённая и старая карета появилась, к соборам двинулась.

Остановились усталые кони. Тишина возникла. И в этой тишине открылась дверца кареты и гость появился, саном митрополит. Увидев первосвятителя, направился к нему. Сошлись, гость голову склонил. Иов благословил его. И тогда он представился:

— Митрополит Терновский Власий, прибыл к вам, владыко святейший, повелением патриарха Вселенской церкви Иеремии...

— Слава Всевышнему! — воскликнул Иов. — С чем пожаловал, брат мой?

— Привёз Вселенскую Соборную грамоту, святейший, — ответил митрополит Власий и показал на ларец, который держал молодой священнослужитель, шедший позади.

Иову не терпелось получить грамоту немедленно, но он сдержал свой порыв и пригласил митрополита в Успенский собор. Там пели кондак. Иов провёл посла в алтарь и только здесь попросил вручить ему грамоту. Митрополит Власий достал из ларца грамоту и подал её Иову.

— Да пребудет ваша церковь отныне и во веки веков в равном братском союзе с церковью Константинополя и прочих церквей, — произнёс митрополит Власий.

Иов не спешил вскрывать грамоту. Хотелось ему, чтобы о написанном узнал вместе с ним государь. Чтобы знатные бояре услышали, все иерархи церкви, чтобы порадовался вести из Царьграда Борис Годунов, сделавший так много для торжества святой цели. Сам Иов только теперь почувствовал, как долго и терпеливо ждали этого дня. Бот уже больше двух лет прошло с торжественного венчания патриарха...

И побежали во все концы Кремля церковные служки, дьячки — оповещать сановников, царедворцев, чтобы собрались в Успенский собор. Патриарх оставил митрополита Терновского на попечение Геласия, сам ушёл в царский дворец. Услужитель нёс ларец с грамотой следом.

Иова встретил дворецкий Григорий Годунов, повёл его в покои царя. Фёдору уже доложили о приезде гостя из Константинополя. И сам он горел нетерпением узнать новости. Ждал Фёдор третьего места для русской церкви после Царьграда и Александрии. Им он уступал первенство над Москвой, другим — Антиохии и Иерусалиму — не хотел. Да и было так сказано патриархом Иеремией, что русской церкви, как самой сплочённой и величественной в христианском мире, уготовано третье место.