К ней он шёл через гибель князя Игоря, близость с Ольгой, приручение Святослава, а потом и его предательство... Рюриковичи исчезнут как бесплодный род. Править отныне будут Клерконичи!..

Подготовка к походу заняла осень, зиму и начало весны. В это время в Киеве случились и другие события: долгожданная свадьба Бессоны с Варяжкой (дед Свенельд, занятый иными делами, дал своё согласие быстро и легко); смерть отца Григория и прибытие на его место нового священника — Филарета; и рождение у Вовка и Ненагляды девочек-тройняшек. Эти новости прошли для варяга стороной. Даже сидя на свадьбе Бессоны, он прикидывал мысленно: сесть в Овруче самому или же отдать древлянскую землю внучке и Варяжке, а с Найдёной, как естественной претенденткой на киевский стол, развернуть борьбу против Ярополка? От величия планов у Свенельда порой колотилось сердце.

Он смотрел на всех и произносил про себя: «Трепещите, твари. Наведу здесь порядок. Все по струнке будете ходить, поклоняться не Перуну и Роду, а великим Одину и Тору. И хозяйство организую, как в Швеции, станете не праздники праздновать каждую неделю, а пасти коров да овец. А бунтовщиков — на кол, в петлю и на дно!»

Впрочем, не сидел без дела и Жеривол. Он при помощи бабки Тарарырки выведал секретные замыслы варяга. И опять хотел снарядить Меньшуту в Овруч с предупреждением. Но возникло неожиданное препятствие: дома оказался Вавула Налимыч и не отпустил дочку путешествовать. Он сказал волхву:

— Ей пора замуж выходить. И детей рожать. Слышал я, будто Тучко, внук Свенельда, собирался к нам заслать сватов. Если так и будет, дам благословение, несмотря на то что Меньшута старше на три года. Стерпится — слюбится. Хватит ей уже сохнуть по Милонегу.

— Как же быть тогда? — опечалился Жеривол. — Как помочь Олегу и Добрыне с Владимиром?

— Я отвечу, как, — объяснил купец. — Повезу на север галичскую соль в листопад, ближе к куроедицам. По дороге заверну в Овруч к Милонегу. А потом в Новом городе сообщу князю об опасности.

Радостный кудесник обнял Вавулу Налимыча и напутствовал его добрыми словами, обещая принести трёх волов Велесу; дабы тот охранил купца. Но на этот раз чародею не повезло: то ли жертва оказалась мала, то ли бог отказал ему в своей благосклонности, но отец Меньшуты выполнить задуманное не смог. В устье Припяти на обоз напали разбойники, всех зарезали, в том числе и Вавулу Налимыча, деньги поделили, лошадей забрали, а телеги с солью сбросили с обрыва в Днепр. Так Олег и Добрыня остались в неведении о походе Свенельда.

В Овруче жизнь текла спокойно. После разгрома Люта праздновали победу, занимались укреплением стен и рвов, ждали нападения киевлян летом 976 года, а поскольку этого не случилось, то повеселели вдвойне. Ключница Верещага родила от князя Олега девочку. У Путяты и Ирпы, кроме старшей Забавы, родился сын — в январе 977-го, в стужу и метель, имя ему поэтому выбрали — Морозко. И Анастасия призналась Савве, что она беременна. Он скакал по горнице, как мальчишка, прыгал на руках, целовал её острые, воздушные пальчики. Настя, опасаясь недоносить и второго ребёнка, выполняла советы бабки-повитухи аккуратно и тщательно, стала пить больше молока, есть творог и сметану, свёклу и морковь; в первые два месяца не могла оторваться от квашеной капусты и засоленных огурцов, но потом такое желание у неё пропало, и воспоминание о соли даже сопровождалось тошнотой; в баню ходила часто, но не парилась; и спала в своё удовольствие — иногда по двенадцать и более часов. Внешне гречанка изменилась мало: кожа сохраняла оливковую смуглость, чёрные глаза стали совсем бездонными, а движения сделались ещё грациознее и приятнее. Милонег забегал домой каждую свободную минуту, не давал жене даже крынку с водой поднять и одной выходить из дома («Мало ли чего: всадник напугает или, паче чаяния, ногу подвернёшь — в Овруче же улицы не мостят!»). А уж поцелуев и приятных сердцу любезностей не было числа.

— Люб ли я тебе, как и прежде, Настенька? — пожирал глазами любимую сын волхва.

— Очень, Саввушка, ты же знаешь, — отвечала женщина. — Ну а я не противна ли тебе в моём положении, подурневшая и капризная?

— Да Господь с тобой, что ты говоришь! Ты прекраснее всех на свете, я встаю каждый день счастливый, как никто ещё на земле не был счастлив. И молю Бога об одном: лишь бы злые люди нас не разлучили.

— Я умру без тебя, мой любимый, желанный, единственный!..

— И моя жизнь не имеет смысла без тебя, драгоценной, сладкой!..

Но пришла весна, и в последних числах мая, на рассвете, стук копыт на улице и истошный крик Немчина разбудили влюблённых:

— Милонег, вставай! Киевляне напали с севера!

Савва, как был в исподнем, так и выбежал из одрины:

— Где? Чего? Толком говори... — А потом возвратился бледный. — Овруч обложили... Князь Олег уже на коне... Я за ним...

Настенька сидела в одной рубашке, перепуганная, дрожащая. Осеняла себя крестным знамением. И смотрела, как Милонег облачается в верхнюю одежду, а поверх неё надевает ремень и кольчугу, вешает меч на пояс. Наконец, гречанка, осознав всю трагичность момента, крикнула пронзительно:

— Савва! Не пущу!..

Он, уже полностью одетый, с островерхим шлемом в одной руке и перчатках в другой, рухнул перед ней на колени, начал говорить:

— Что ты, что ты... Успокойся, пожалуйста, дорогая... Может, обойдётся.

— Нет, не верю, — плакала она. — Если ты уйдёшь, больше не увидимся... Чует сердце... Саввушка, любимый... Не бросай меня в трудную минуту!

— Как же я могу не ходить? — Милонег поцеловал у неё запястье. — Ну, сама подумай... Все бегут на помощь, отгонять врага, разве мне пристало труса праздновать, на печи сидеть?