Шрифт:
Маленькая кухня, стол, накрытый клеёнкой…
Ира присела на табуретку, не ожидая ничего хорошего.
— Она вот-вот родит… — без предисловий начала Лена, и Ирина сразу поняла о ком речь. — Позвонила Стасу и предупредила, что, если я не заберу ребенка она оставит его в роддоме… И чего делать?
— Глеб отказался давать ей деньги, вот она и нашла выход, куда пристроить ненужного ребенка, — пояснила Ирина.
— Стас умоляет взять сына… Только куда? Новую квартиру пришлось продать — ипотеку я одна не потяну, съехались с родителями — друг у друга на головах сидим! Куда мне еще один ребенок?! тем более от любовницы! Смотреть на ребенка и вспоминать, что его мать виновница наших бед! А потом… я со Стасом разводиться надумала! На такое пошел…
— Если честно, от Стаса я такого не ожидала — Глеба заказать!
— Я уверена, что его эта шлюха надоумила! Ты же помнишь, как он квартире радовался, как Глеба благодарил за первый взнос! Как с этой девкой связался, его словно подменили — на меня не смотрит, орет, дети не нужны, домой по ночам не приходит… Все ждала, что одумается — двое детей все-таки, а надо было сразу разводиться!
— Чего эти шлюшки в семьи лезут! Детей сиротят! Как только совести хватает?! Выходи замуж за сверстника и помогай ему богатым стать — им же надо все и сразу! А эти козлы бросаются на «молодое тело», не понимая, что этим телкам нужны лишь их деньги! А они семьи рушат, жен предают, детей бросают ради своей похоти…
— У тебя тоже не все хорошо?! — посочувствовала Лена. — Глебу здорово досталась.
— Да… врачи гарантий не давали, но вроде обошлось, на работу рвется.
— Ир, вы меня простите…
— Ты то здесь причем!
— Может, если бы я сразу на развод подала, то Стас бы одумался, бросил бы эту…
— Вряд ли… Мужики думают другим местом, похоть свою удовлетворяя, а в том месте мозгов нет. Прежде, чем что-то решать хорошо бы установить отцовство Стаса, а потом уже умолять тебя взять ребенка. Ты сможешь его пятнадцать лет тянуть на пособия?
— Даже не представляю себе такое!
— У Стаса есть мать и отец, пусть установят родство и забирают внука.
— Он надеется освободиться досрочно и вернуться в семью!
— В семью?.. Напакостил, свою семью разрушил, потоптался на чувствах жены и детей и вернуться в семью хочет… Неужели не понимает, что возвращаться некуда?!
— Звонит каждый день — клянется, что любит…
— А что ему остается делать — «любовь» его от него отказалась — даже его ребенок не нужен, а ты посылочки будешь слать, ждать и все прощать! Кстати, Лен, Глеб на днях возвращается… Стаса с фирмы точно уволят. Как будет с помощью тебе, не знаю.
— Ты мне и так помогла, сейчас детей в сад, сама на работу.
— А родители твои, что говорят про ребенка?
— Категорически против! Не жизнь, а шняга — одни проблемы!
— И не говори, подруга! У меня тоже — то одно, то другое, забываю, что беременным надо отдыхать, есть и получать удовольствие от жизни.
37. Сентябрь. Шесть месяцев беременности
Глеб не выдержал и прилетел домой. Снежка с Тамарой Леонидовной и няней остались в Картахене.
Ирина встречала его в аэропорту.
Всю дорогу Глеб обнимал жену за плечи и, ощущая тепло ее тела, понимал, что еще одной разлуки так надолго он не допустит — чувствовать ее рядом с собой стало для него жизненно необходимо. Возможно, всему виной было «тюремное заключение», где от вынужденного одиночества и тоски по ней он сходил сума, возможно, «больничная зависимость» от нее — ее присутствие рядом с ним давало ему уверенность в выздоровлении и силы для восстановления, но только свою зависимость от нее он осознал гораздо позже — в разлуке с ней… Первый день, когда она уехала он не заметил ее отсутствия и даже… чуточку… порадовался, что никто не ограничивает его сидение за компом и не заставляет отдыхать и доедать, и он полночи сидел погруженный в работу и уснул едва голова коснулась подушки, а утром с удивлением обнаружил слегка отекший сустав ноги, и Тамара Леонидовна, ужасаясь его беспечности и своей необязательности (обещала дочери присматривать за Глебом), усадила его (с ногами) на диван, подложила под «сломанную» ногу подушку и разрешила встать только после того, как отек спал, и он уже сам, не желая вновь оказаться прикованным к дивану и подушке, следил за больной ногой и стал придерживаться распорядка установленного женой: чередовал нагрузку и отдых и даже доедал без напоминаний и уговоров, хотя отдыхал по-прежнему в обнимку с компьютером. На третий день он заскучал по жене, ему слышался ее голос в другой комнате, ее шаги на террасе, а ночью он ворочался, вздыхал и жалел, что нет под рукой снотворного… на четвертый день он стал изнывать от тоски, названивать жене и, чувствуя ее озабоченность и упадническое настроение, донимал отца расспросами о проблемах жены, очень боясь услышать об осложнениях с ребенком. Отец рассказал все, как есть, и он, промаявшись полдня в сомнениях и раскаяниях, что послушался Ирину и отпустил ее одну, на следующий день ранним утром вылетел в Москву — он глава семьи! и все проблемы должен решать сам! а не перекладывать их на плечи беременной жены!!!
Поэтому, когда из аэропорта они поехали не домой и не в офис, а в центр акушерства, Глеб не удивился.
Подойдя к боксу, Ирина развернула мужа к стеклу, ткнула пальцем в кувез с новорожденной девочкой, «обмотанной» проводками и трубочками, и, глядя на мужа, представила:
— Это дочка Дины. Возможно, это и твоя дочь тоже.
Глеб посмотрел на девочку и ничего не испытал кроме злости и раздражения — последние дни отец держал его в курсе событий и красочно описывал волнение и сомнения его жены по поводу его измены и, как результат, эти дети Дины. Он был уверен, что утверждения Дины неправда, но ребенок существовал, а значит, существовала и проблема, которую ему предстояло решить, а решать «проблемы» он не любил, стараясь не создавать их, чтобы не решать.
Наблюдая за мужем, Ирина искала в его глазах и на его лице выражение нежности, любви к этому ребенку и не находила. Радовалась она этому или нет, она еще не поняла, но она точно знала чего хотела.
— Глеб, я больше не выдержу этой пытки сомнениями… сдай, пожалуйста, тест-ДНК с этой девочкой и выясни: она твоя дочь или нет…
Сказала и вдруг поняла, что все это: «измена-не измена», происходило в далеком прошлом… в другой жизни! в их прошлой жизни! до тюрьмы, до его ранения, до его почти смерти… В заключении он о многом передумал, во многом раскаялся и попросил у нее прощения… Илья Семенович прав! Она простила его за все, чтобы он ни сделал, в чем бы ни ошибся в прошлом! Тогда, в прошлом, в отчаянии она молила о его избавлении, выздоровлении и сохранении жизни… разве можно сравнить измену и тюремное заключение?! — она молила и обещала простить ему все, только бы он освободился и вернулся к ней!.. разве можно сравнить измену и смерть?! — на коленях она вымаливала его жизнь, готовая простить ему все и отказаться от всего, только бы он жил… Она молила — ее услышали! Она простила — ей вернули его! Вернули из тюрьмы! Вернули из небытия! И она уже не может нарушить этот негласный «контракт» с тем, кто распоряжается Судьбами людей! Их любви дали еще один шанс, шанс быть вместе и стать счастливыми! И она воспользуется этим шансом! Только теперь она не допустит в свою семью тайн и лжи, разрушающих отношения!