В связи с этим весьма примечателен труд Льюиса Дартнелла, в котором им описывается ситуация, связанная с утратой всех знаний человечества в результате катастрофического краха общества (Dartnell 2014). Он пытается разобраться, что именно потребовалось бы для построения нашего мира с нуля, начиная с базовых принципов. Он описывает необходимые для этого время и ресурсы, подчеркивая взаимозависимость и общественный характер многих видов знаний, которые делают возможным жизнь в том виде, в котором она известна нам сегодня. Он иллюстрирует это примером одного из простейших технологических изобретений прошлого – карандаша, производство которого требует невероятного объема и упорядоченности различных видов знаний (Dartnell 2014: 4; см. также: Allwood and Cullen 2012).

Книга Дартнелла поднимает еще один вопрос, заключающийся в том, что именно представляет собой общество и каковы пространственные, временные и ресурсные предпосылки его существования. Георг Зиммель прекрасно сформулировал соответствующую мысль, задавшись вопросом: «Как возможно общество» (Simmel 1910; Зиммель 1996).

Этот вопрос активно обсуждался в социологии в середине прошлого столетия. Толкотт Парсонс, в частности, утверждал, что социология должна заняться рассмотрением способов обеспечения в обществах порядка, что часто описывалось как гоббсовая проблема социального порядка (Parsons 1968 [1937]; Парсонс 2000).

Согласно Томасу Гоббсу, в естественном состоянии

нет места для трудолюбия, так как никому не гарантированы плоды его труда, и потому нет земледелия, судоходства, морской торговли, удобных зданий, нет средств движения и передвижения вещей, требующих большой силы, нет знания земной поверхности, исчисления времени, ремесла, литературы, нет общества, а, что хуже всего, есть вечный страх и постоянная опасность насильственной смерти, и жизнь человека одинока, бедна, беспросветна, тупа и кратковременна (Hobbes 1996 [1651]: 62; Гоббс 1991: 96).

Гоббс полагал, что, для того чтобы прекратить войну всех против всех, нужен могущественный Левиафан. Люди будут готовы отказаться от свобод, выбрав общественный договор с Левиафаном, если это обеспечит им работу, культуру, искусство и т. п., и жизни людей уже не будут потенциально беспросветны, тупы и кратковременны.

Парсонс, напротив, утверждал, что проблема порядка решается не с помощью могущественного Левиафана, а благодаря наличию у членов общества общих норм и ценностей (Parsons 1968 [1937]; Парсонс 2000). Подобный нормативный консенсус служил гарантией цельности обществ и предохранял их от краха. Парсонс подчеркивал, насколько «американские, или западные» ценности и нормы важны для решения проблемы порядка, делая возможным существование общества и служа гарантом того, что жизни людей не беспросветны, тупы и кратковременны. Идея Парсонса основывается на строгом разграничении индивидуального и социетального уровней анализа. Позднее социология подвергла это разграничение критике, подчеркивая совместное конституирование индивидов и общества. Например, Норберт Элиас утверждал, что индивиды и общество представляют собой не изолированные сущности, а включены в «фигурации», или сети, общественных отношений (Elias 2012 [1939]; Элиас 2001).

Во многих перечисленных выше апокалиптических текстах предполагается, что общественный порядок рухнет из-за того, что у нас нет ни эффективного Левиафана, ни общих норм и ценностей. Кроме того, согласно большинству данных текстов, люди, общества и материальные условия совместно конституируют условия жизни человека. Грегори Бейтсон как-то заметил, что «единицей выживания является организм плюс среда обитания <…> организм, который разрушает среду обитания, разрушает себя» (цит. по: Welsh 2010: 34). Таким образом, социальные практики осуществляются в условиях материальной среды обитания и ее посредством – этот вопрос исследовался в марксистской традиции социальной теории. При этом на протяжении XX в. общественные науки по большей части игнорировали такое представление о зависимости обществ от материального. Предполагалось, что у эксплуатации природных ресурсов и прежде всего «энергетической среды», в которую встроены общества, не было ни конечных пределов, ни негативных последствий.

Эти анализы сценариев возможных катастроф, главным образом, показывают, что человеческой жизни не удалось «разрешить» проблемы, связанные с ресурсной зависимостью современных обществ. Согласно Рифкину, причина этого кроется в том, что в свое время подобные общества исходили из предположения, что энергоресурсы позволят беспроблемно добиваться еще более высоких уровней потребления и коммуникации (Rifkin 2009). Центральной для антиутопий является неподатливая «энергетическая проблема», заключающаяся в том, что обеспечение обществ энергией не соответствует принципам безопасности и устойчивости. Энергия служит кислородом для обществ. В условиях же отсутствия соответствующей энергии в соответствующих местах на протяжении долгого времени коммуникации и общества гибнут (Motesharrei, Rivas, and Kalnay 2014).

Сегодня на такие виды ископаемого топлива, как уголь, газ и нефть, приходятся 4/5 всего потребления энергии. Технологии сжигания этих видов ископаемого топлива и превращения тепла в энергию на протяжении трех последних столетий служили важнейшими преобразующими силами в мировой экономике и обществе (Urry 2014b). Западная цивилизация сама по себе не превосходила другие цивилизации. Но именно стремительная эксплуатация влияющих на климат ресурсов углеродного топлива, к которому относятся уголь, нефть и газ, позволила западным обществам определять развитие мира и положить начало новой, отчетливо выраженной фазе геологического времени, о чем будет сказано ниже.

Значение человеческого рода и энергетической среды его обитания подталкивает специалистов к рассмотрению более общей проблематики существования человеческого общества и других видов живых организмов. Здесь разворачивается одна из главных дискуссий между катастрофизмом и актуализмом (униформизмом). Актуализм – это предположение о том, что в прошлом действовали те же природные законы и процессы, что и сегодня, что они применимы повсеместно и что истории несвойственны резкие переломы или разрывы. Катастрофизм, наоборот, исходит из предположения о том, что такие расхождения и разрывы истории планеты свойственны и что именно в результате таких переломов и разрывов происходит исчезновение отдельных видов живых организмов. Считается, что к настоящему времени исчезли 98 % всех видов живых организмов, когда-либо населявших Землю, и сегодня этот процесс происходит наиболее стремительно (Hallam 2005).