Это всегда удивляет Петра: зрение ведь у него острей, чем у жены, он меткий стрелок, почти снайпер, но тут он перед ней пасует. Впрочем, удивляться нечему: всё дело в привычке. Ведь сам он, сидя на коне, с ходу различал на желтой туркменской земле следы зайца, шакала, лисы? Различал. Его научили этому туркмены с берега Каспия, южней Кара-Бугаза.

И вот, точно охотник, выследивший наконец долгожданную дичь, Люся настораживается, почти замирает перед огромной знакомой витриной.

Она видит чайный сервиз, синий сервиз, строгой формы. В медальоне женское личико, обрамленное пышными черными локонами. В приятной улыбке полуоткрыт алый рот. Задумчивые, чуть выпуклые глаза.

О, как жаль, что в эту минуту Люсе не перед кем щегольнуть своей эрудицией в истории живописи! А ведь похвастать сейчас есть прекраснейший повод. Люся сказала бы:

— Эта головка напоминает прелестные аристократические головки художницы Виже Лебрен — не правда ли?

Это правда: Виже Лебрен была бы упомянута кстати. Но равнодушные люди, увы, проходят мимо Люси, мимо витрин, занятые делами, не думая о знаменитой художнице, приукрашавшей французскую знать своей льстивой кистью.

Люся входит в магазин, с видом знатока разглядывает сервиз. Конечно, это не подлинный, старый «сакс». Это — имитация, современная. Однако сервиз Люсе нравится. Простая форма, синее с золотом, овальный медальон, — всё это представляется Люсе весьма благородным. Ей не хочется выпускать из рук прелестную чашечку. И цена подходящая.

Кто-то говорит позади Люси:

— Полтораста лет прошло с тех пор, как срубили голову Марии-Антуанетте, а она всё еще живет в советском: фарфоре. Ее, с позволения сказать, оживляют в физиологическом растворе нашей косности. Кому нужна эта злосчастная королева? Это, кажется, Дулевский завод изощряется.

«Дурак», — думает Люся и не считает нужным обернуться. Вместе с тем, ей любопытно узнать, каков собой этот оратор. Ей хочется бросить на него уничтожающий взгляд. Она оборачивается. Спиной к ней стоят двое мужчин и рассматривают фарфор в горке. Их двое, но Люся чувствует, что тираду произнес стройный, высокий, а не его сосед, низенький. Этот высокий хорошо одет, в мягкой шляпе. Быть может, артист, художник? Люся вздыхает: «Даже такие, культурные с виду, люди ничего не понимают в фарфоре».

Досадно, что не берут залога. Люся упрашивает продавца не продавать сервиз в течение часа: она непременно возьмет его. Она спешит домой за деньгами, и спустя час сервиз в ее руках.

Чайный сервиз!

Она бережно держит его, шагая по улице, полной невнятного шума — звонков, гудков, голосов.

«На шесть персон, а всё же тяжелый», — думает Люся.

Дома она тщательно моет теплой водой каждую чашку, каждое блюдечко. Пыль, мелкие щепочки, стружки плавают на потемневшей воде. Сервиз сияет. Люся ставит его в горку, впереди остального фарфора. Так оттесняют старших детей, когда в семье появляется новорожденный. Люся прикрывает сервиз салфеткой: она сделает Петру сюрприз — покажет покупку в подходящий момент.

А Петр всё не приходит. Девять часов, десять, одиннадцать. Как можно так долго торчать на работе? Двенадцатый час. Здорово она набегалась за день, устала.

Она ложится в постель, засыпает.

Сон у нее крепкий. Ночью она никогда не просыпается. Но она часто видит странные и беспокойные сны...

Вот сервиз стоит на столе, за которым сидят знакомые, гости.

Она разливает чай. Всё просто, обычно. Но вдруг она замечает, что среди гостей много незнакомых людей. Она всматривается в мужчину, сидящего против нее. Лицо его неясно, будто в тени. Знакома она с ним или нет? Мужчина смеется, берет руками край скатерти, тянет к себе. Что он делает, сумасшедший! Сервиз ползет к нему вместе со скатертью. Мужчина делает сильный рывок, всё летит на пол с веселым и страшным звоном, рассыпается вдребезги...

Она просыпается.

«Не к добру это», — ее первая мысль в полусне.

Это звонит приятель Петра.

— Жена еще спит. Подожди здесь, в передней, — говорит ему Петр.

Он ищет деньги в шкафу (насколько он помнит, Люся их положила туда), в письменном столе, в Люсиной сумочке. Но денег нет. Тогда Петр на цыпочках подходит к Люсе, трогает ее за плечо.

— Где деньги, Люсенька? — спрашивает он шепотом.

Черные волосы выползают из-под одеяла:

— Какие деньги? — не разбирает Люся спросонья.

Петр поясняет ей.

— Но я купила сервиз! — говорит она удивленно и указывает взглядом на горку. — Посмотри!

Петр открывает стеклянную дверь горки, приподнимает салфетку. Женские чуть волоокие глаза с холодным удивлением смотрят на Петра из медальона. Алые женские рты насмешливо улыбаются. Петр выпускает салфетку из рук.

— Мы ведь пообещали товарищу, — смущенно бормочет Петр.

— А кто виноват, если он целый год не приходил?

— Не год, Люся, а всего лишь два дня, — поправил Петр.

— Ну, теперь уже поздно спорить, — говорит Люся. — Извинись — и всё. Что ж еще можно сделать? — Она поворачивается к стене.

Несколько секунд Петр стоит подле кровати. И вдруг он чувствует, что щеки его начинают гореть. Дьявол, как неловко всё получилось! Петр выходит в переднюю и, путаясь, объясняет приятелю происшедшее недоразумение,

Петр рад, что лампочка в передней тусклая и не видно, как горят его щеки. Приятелю становится жалко Петра.

— Ерунда! — утешает приятель. — Достану в другом месте. Ты чего нос повесил, балда? — Он протягивает руку Петру. — Ну, мне надо бежать. До свиданья!