И учитывая, в каком отчаянии ты оставил меня прошлой ночью, я хочу сказать, но не делаю этого, поначалу я даже не знаю, что сказать, и проглатываю еще несколько кусочков, чувствуя, как в животе образуется комок беспокойства.

— Это не исправишь, если будешь плакать из-за этого, — говорю я ему наконец. — Прямо как шрам.

Левин медленно вдыхает, и я вижу, как он колеблется, вижу, как в его голове крутятся колесики, решая, как много мне рассказать.

— Елена…

— Просто скажи мне правду. — Я ставлю поднос с едой на стол. — Просто будь честен со мной? За последнюю неделю я видела, как подожгли мой дом, в меня стреляли, и я видела, как убивали людей. Меня держали в камере и продали с аукциона тому, кто больше заплатил, и это было неприятно, даже если самую высокую цену предложил ты. Я… — Я тяжело сглатываю, качая головой. — Я выжила в автомобильной погоне и авиакатастрофе и оказалась на этом пляже, и я почти уверена, что еще многое предстоит сделать, прежде чем я буду цела и невредима в Бостоне. Я не хочу, чтобы со мной обращались как с хрупкой личностью. Думаю, я уже доказала, что это не так.

При этих словах обе брови Левина приподнимаются, и он медленно кивает, легкая улыбка подергивается в уголках его рта.

— Я думаю, ты права насчет этого, Елена. Мне просто не нравится сообщать о новостях, которые у меня есть для тебя.

Я чувствую, как у меня сводит живот.

— Значит, все плохо.

Он медленно кивает.

— Я надеялся, что в этой сумке будет рация, которой мы могли бы воспользоваться, чтобы вызвать помощь. Это одна из причин, по которой я схватил ее, помимо надежды на еду и воду. Обычно для чего-то подобного есть какой-нибудь водонепроницаемый чехол именно по этой причине. Но не в этот раз.

Я хотела знать правду и до сих пор хочу. Но от услышанного по моим венам начинает пробегать холодок.

— Рация не работает?

Левин качает головой.

— Не после того, как все стало таким мокрым. И я не уверен, что смогу это исправить. Это не то, что я знаю, как сделать.

— Как еще нам отсюда выбраться? — Спрашиваю я, слыша, как слова вырываются немного более прерывисто, чем я предполагала. Я складываю руки вместе, прижимая их к коленям, чтобы попытаться унять дрожь.

Левин глубоко вздыхает.

— Я не уверен, что у нас получится, Елена, — наконец говорит он. — Если есть способ, я его найду. Но ты просила меня быть честным, что я и делаю. Я не знаю, есть ли из этого выход.

Проходит несколько секунд молчания, пока я пытаюсь осмыслить это, пока я пытаюсь дышать сквозь комок в горле, пока я пытаюсь придумать, что сказать. Наконец, мне удается выдавить из себя слова.

— Ты когда-нибудь раньше оказывался в подобной ситуации?

Левин смотрит на меня с любопытством.

— Выброшенный на берег? Нет, я не думаю…

— Там, где, как ты думал, ты умрешь. — Я выпаливаю это, последнее слово выходит почти как вздох, и я жалею, что не могу сдержаться. Я не хочу, чтобы он понял, как я боюсь.

Лицо Левина смягчается, и через мгновение он кивает.

— Да, — говорит он наконец. — Было дело.

— Расскажи мне об этом?

Его глаза слегка расширяются. — Я не знаю, поможет ли это, Елена…

— Ты выбрался из тех ситуаций, иначе тебя бы здесь сейчас не было. — Я тяжело сглатываю, преодолевая растущий комок в горле, который отчаянно не хочу превращать в слезы. — Так расскажи мне. Пожалуйста.

Левин вздыхает, хмурясь.

— Ну, честно говоря, ситуаций было много. Мы бы задержались здесь ненадолго.

Я смеюсь, резкий взрыв звука заполняет пространство между нами.

— Думаю, теперь у нас есть кое-что из времени.

Он кивает, уголок его рта печально подергивается.

— Что ж, возможно, ты права насчет этого. — Он наклоняется вперед, уперев руки в колени, и смотрит на меня. — Я говорил тебе, что работал наемным убийцей, Елена. Находиться в смертельной опасности было для меня всего лишь вторником.

— Какая ситуация была самой страшной? Самой близкой.

Левин слегка наклоняет голову, как будто пытается вспомнить.

— Снайпер, — говорит он наконец. — Посланный кем-то, за кем я охотился, чтобы убить меня. Она была лучшей из лучших. На самом деле, сейчас мы в хороших отношениях. Она единственная, кого я знаю, кто покинул Синдикат и все еще жив. К тому времени она уже ушла, ее история натолкнула меня на мысль, что я действительно смогу уйти. Она работала внештатно, и оказалось, что это было на противоположной стороне от меня. Я провел три дня, отсиживаясь в гостиничном номере с выключенным светом, ожидая момента, когда я оступлюсь и дам ей ту щепку, которая ей нужна, чтобы всадить пулю прямо сюда. — Он постукивает себя по лбу. — Один выстрел — это все, что ей было нужно, и мы оба это знали.