***

Вечерние новости смотрел в своей скромной квартирке и Манфред Петрович Нахтигаль. Разумеется, он не мог знать о разговоре частного детектива Дубова и журналистки Чаликовой на другом конце города, но душу мятежного экс-путчиста грызли смутные опасения.

"Только бы никто не пронюхал, что она была у меня перед этим идиотским интервью, - думал он, тупо глядя на брошку Лавинской.
– Я-то знаю, что я не при чем, но на фига мне лишняя шумиха? Сейчас ведь чуть что - все шишки на меня. Или и вправду куда-нибудь смыться, да хоть бы за товаром, черт бы его подрал, пока шухер не пройдет? Мне в этом деле засвечиваться ни к чему".

Взор Петровича упал на ворох неоплаченных коммунальных счетов, и его настроение испортилось вконец.

– Мошенники, - переключился неугомонный пенсионер на своих более преуспевших единомышленников, - пока я им нужен был, то так и подкатывали на своих сраных "мерседесах" - мол, ты у нас, Петрович, славный герой, узник совести, поагитируй за нас. А теперь, как в этот долбанный парламент пролезли, будто вши, так и знать больше не хотят. Гнушаются, видите ли! Хоть бы пачку чая кто прислал. Небось как следующие выборы подойдут, так опять припрутся. А вот жопу им!..

Петрович бросил раздраженный взор в телевизор - там шел обзор зарубежных новостей: Лужков торжественно сдергивал простыню с очередного изваяния Церетели. Но даже и эти невинные кадры не улучшили Петровичу настроения:

– Лужков тоже скотина, уж так меня расхваливал, а хоть бы копейкой ссудил. Вы, говорит, дорогой Манфред Петрович, главный борец с национализмом, пламенный защитник русскоязычного населения во всем ближнем, дальнем и внутреннем зарубежье. Свинья в кепке! А сам чего вытворяет с этими, как их, "лицами кавказской национальности". А по-моему, так на свете существуют лица только двух национальностей: недорезанных буржуев и трудящихся!

Тем временем с экрана уже вещал телеобозреватель, который обычно в завершение выпуска подводил итоги дня:

– Можно сказать, что с уходом Лавинской левый фланг нашего политического спектра лишился последнего истинного социалиста - ясно, что назвать банкиров и домовладельцев из фракции "За ОС" левыми можно лишь с очень большой натяжкой.

– Что верно, то верно, - немного успокоившись, согласился Петрович. Хоть покойница и впадала порой в ересь опортунизма и ревизионизма, но за интересы трудящихся стояла твердо.

– Я сейчас не говорю о товарище Нахтигале, - продолжал обозреватель, - в настоящее время его скорее можно сравнить с использованным презервативом...

– Что-о?!!
– взревел Петрович и швырнул в телевизор стоптанным шлепанцем.
– Ах ты подонок! Выродок!! Ублюдок!!!

Однако телевизор продолжал издевательски извергать из себя слова неприятные для Манфреда Петровича, но увы - совершенно справедливые.

***

Утром Василий Дубов на своем верном "Москвиче" отправился к дому, в котором жила покойная Луиза Лавинска. Адресом его снабдил, для виду немного поворчав, инспектор полиции Берг. Разумеется, частный детектив не ждал от этой поездки чего-то нового и даже был готов к тому, что она окажется совершенно бесполезной.

Оставив "Москвич" на небольшой площадке перед трехэтажным домом довоенной постройки, Василий оглянулся. Перед входом на лавочке мирно вязала чулочек пожилая женщина - Василий без труда распознал в ней одну из тех старожилок, которые всегда все про всех знают. Теперь детективу предстояло войти к ней в доверие и расспросить о Лавинской.

Однако старушка сама окликнула Дубова:

– Молодой человек, что вы ищете?

Василий подошел к лавочке и изобразил на лице самую лучезарную улыбку, на какую был способен:

– Доброе утро, сударыня! Я расследую обстоятельства гибели вашей соседки Луизы Лавинской.

– А, так вы из полиции?

Расслышав в голосе старушки явственные нотки недоверия и даже враждебности, Дубов поспешно возразил:

– Нет-нет, сударыня. Я всего лишь частный сыщик. Василий Дубов, к вашим услугам.

– А, так вы наш человек!
– обрадовалась старушка. Льда недоверия как не бывало.

– В каком смысле - наш?
– не понял детектив.

– А то не знаете!
– уже почти заговорщически подмигнула бабушка. Полиции я бы ничего не сказала, а вам помогу с удовольствием.

– Простите, сударыня, как вас звать-величать?

– Марья Васильевна.

– Скажите, Марья Васильевна, вы не замечали ничего странного за последние дни?

– Да нет вроде бы, - не очень уверенно ответила Марья Васильевна. Вообще-то ведь покойница, царствие ей небесное, - старушка истово перекрестилась, - правильную жизнь вела. И за народ всегда стояла...

– А машина?
– спросил Дубов.
– Где она обычно ее ставила?

– Да там же, где ваша. Разве чуть левее. Ах да, совсем забыла! Как раз позавчера возле нее двое каких-то молодых парней крутились.